Брюс Мецгер - Канон Нового Завета Возникновение, развитие, значение

а) Лк 5:39 («старое вино лучше» (молодого) — опущено Маркионом, может быть, потому, что, как ему казалось, здесь Ветхий Завет превознесен над Новым. Аналогичное опущение наблюдается в MS D и в Vкtus Latina;

б) в Рим 1:16 («во–первых, иудею, потом и эллину») опущено «во–первых» в некоторых документах (В G Old Lat Sah), может быть, под влиянием Маркиона, для которого привилегированность иудеев была неприемлема;

в) в Лк 11:2 MSS 162 и 700 сохраняются Маркионовы формы прошений в молитве Господней: «Да сойдет Дух Святой на нас и очистит нас», замещающие прошение о Царстве.

Другой значимой чертой Маркионовой концепции Писания была органическая связь и сбалансированное взаимоотношение, в котором находились две его составные части, Евангелие и Апостол. Ни одну из них нельзя было понять по отдельности, но каждая показывала и подтверждала важность другой. Таким образом, обе части Маркионова канона составляли подлинное единство, значимость которого возрастала в его глазах потому, что Ветхий Завет он не признавал Св. Писанием. Хотя у собрания Маркиона не было общего названия [239] Это может удивить, но, как замечает фон Кампенхаузен (von Campenhausen), «перестает удивлять, когда мы обнаруживаем, что тогда не было точного обозначения и для Ветхого Завета как целого» ( The Formation of the Christian Bible, p. 163 n. 67). , его должно рассматривать как определенный канон; он занял место Ветхого Завета и поэтому приобрел характер канонического Писания, включая в себя фиксированное число книг.

О том, предшествовал ли канон Церкви канону Маркиона, все еще спорят. По свидетельству Отцов Церкви, Маркион отверг одни книги и отобрал другие из состава более полного канона Церкви. С другой стороны, Гарнак развивает положение о том, что Маркион первым составил оформленный канон христианского Св. Писания, а Церковь последовала за ним, приняв 4 Евангелия и 13 Посланий Павла в дополнение к другим книгам [240] Harnack, Marcion, pp. 210–215, и Origin of the New Testament, pp. 30–35 и 57–60, за которым последовала работа von Campenhausen, «Marcion et les origines du canon nйotestamentaire», Revue d'histoire et de philosophie religieuses, xlvi (1966), pp. 213–226. . Джон Нокс, следуя предложениям Ф. Баура и других, пошел еще дальше, заявив, что Маркион располагал чем–то вроде Протоевангелия от Луки, которое Церковь расширила ради антимаркионитской полемики. В результате современная версия Луки сформировалась, по его мнению, после 150 г. по P. X. [241] John Knox, Marcion and the New Testament. An Essay in the Early History of the Canon (Chicago, 1942), pp. 19–38. Для ознакомления со взглядами ученых, предвосхитивших идеи Нокса, см. Ernst Jacquier, Le Nouveau Testament dans l` Eglise chrйtienne, i. 3e йd. (Paris, 1911), pp. 158 и далее. Ему не удалось, однако, показать, что во второй половине II века в Церкви создались преимущественные условия для того, чтобы все немедленно признали заново отредактированное Евангелие.

Подобные оценки влияния, оказанного каноном Маркиона, сопровождаются неспособностью отличить саму идею каноничности от составления конкретного списка канонических книг. Канон Четвероевангелия уже находился в процессе становления, авторитет же апостольских писаний начинали ставить в один ряд с евангельскими текстами. Канон Маркиона мог быть первым публично заявленным каноном, но из этого никак не следует, как верно заметил Evans, «что, не будь необходимости противостоять ему, Церковь не выработала бы в какое–то время свой канон или что введение Петровых и Иоанновых частей продиктовано тем, чтобы дать противовес влиянию Маркиона и св. апостола Павла» [242] Op. cit., p. Xvi. Ср. также взвешенные замечания David L. Balвs в «Marcion Revisited: A «Post–Harnack» Perspective», in Texts and Testament; Critical Essays on the Bible and Early Church Fathers, ed. by W. Eugene March (San Antonio, 1980), pp. 97–108. . Ближе к истине считать, что канон Маркиона ускорил процесс определения церковного канона, который уже начался в первой половине II века. Противостоя критике Маркиона, Церковь полностью признала апостольские писания как свое наследие. Как удачно выразился Грант (Grant): «Маркион заставил ортодоксальных христиан проверить собственные установки и четче определить то, во что они уже верили» [243] R. M. Grant, The Formation of the New Testament, p. 126. .

Существенным фактором, способствовавшим «отвердению» канона Нового Завета, было влияние монтанизма, апокалиптического движения, вспыхнувшего во второй половине II века. Оно зародилось во Фригии, удаленной от побережья области Малой Азии, и быстро распространилось по всей Церкви, и восточной и западной. Оно претендовало на роль религии Святого Духа и характеризовалось экстатическими всплесками, которые считались единственно истинными формами христианства [244] Cp. P. De Labriolle, La Crise montaniste (Paris, 1913); idem, Les Sources du l'histoire de Montanisme (Fribourg–Paris, 1913); Agostino Faggiotto, L'eresia dei Frigо (Scrittori cristiani antichi, ix; Rome, 1924); F. E. Vokes, «The Use of Scripture in the Montanist Controversy», Studia Evangelica, ed. by F. L. Cross, ν (Berlin, 1968), pp. 317–320; Frederick C. Klawiter, «The New Prophecy in Early Christianity; the Origin, Nature, and Development of Montanism», Ph.D. diss., University of Chicago, 1975; и Η. Paulson, «Die Bedeutung des Montanismus fur die Herausbildung des Kanons», Vigiliae Christianae, xxxii (1978), pp. 19–52. .