Виктор Печорин - Бог и человек. Парадоксы откровения

«Ибо где есть [что-либо] подобное двойственности, — поясняет ведический текст, — там один обоняет другого, там один видит другого, там один слышит другого, там один говорит другому, там один мыслит о другом, там один познает другого. Но когда для него все стало Атманом, то как и кого сможет слышать, то как и кому сможет говорить, то как и о ком сможет мыслить, то как и кого сможет познать? Как сможет он познать того, благодаря которому он познает все это? Как сможет он познать познающего?» (Брихадараньяка-упанишада, II, 4:14).

Другой фрагмент Вед описывает состояние слияния или соединения духа с Богом следующим образом:

«Поскольку он соединяет так дыхание, звук Аум и все многообразие, или же [поскольку это] соединяется, то [оно] названо „соединением“. Единство дыхания, разума и также — чувств, Оставление всякого существования зовется „соединением“».

Хотя в этом фрагменте используются термины, применяемые обычно для описания физических и физиологических явлений, они аллегорически дают представление о происходящем.

В Прашна-упанишаде приводятся две другие аллегории слияния: оно сравнивается с птицами, собирающимися на дереве — своем жилье (4:7) или с лучами солнца, которые расходятся от сияющего диска на восходе и вновь собираются воедино на закате (4:2).

Освободившись от телесной оболочки, человеческий дух возвращается в свое первоначальное состояние, в свое «отечество» в духовный мир, к Богу.

«Ибо все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11:36).

«И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, Который дал его», — резюмирует книга Екклезиаста (12:7).

«Ибо знаем, — говорит апостол Павел, — что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище <���…>. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа» (2 Кор. 5:1–5).

Так замыкается круг времен, и конец смыкается с началом.

«У Бога власть над небесами и землею, и к Богу возвращается всё», — говорится в Коране (24:42).

«Я первый и Я последний», — заявляет Бог устами пророка Исаии (Ис. 44:6, 48:12). Те же слова несколько раз повторяются в откровении Иоанна (Откр. 1:10, 1:17, 2:8, 22:13). Это означает, что все сотворенное Богом к Богу же в конце концов возвращается.

Откровение дает не только надежду, но твердую уверенность в том, что телесная смерть не есть окончательная смерть и что даже гибель вселенной не есть окончательная гибель, что все материальное — не более чем облака, за которыми — блистательная вечность духовного существования.

Весь вопрос в том, с чем ты себя отождествляешь.

Если отождествляешь себя с землей, с материей, с преходящим — твой удел страдание, смерть, разрушение, исчезновение. Если отождествляешь себя с небом, с духом, с непреходящим — будешь иметь вечную жизнь и вечное благо.

Именно так надо понимать слова Иисуса: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:19–21).

Казалось бы, чего проще: следуй откровению, и будешь иметь жизнь вечную. Но не так это просто. Мешает привычка, мешает прирожденная материальность, сложившаяся система ценностей.

Чтобы правильно видеть вещи, надо избавиться от этой привычки, преодолеть материальность, произвести переоценку ценностей.

Мы неправильно понимаем даже самые главные вещи, даже такие, казалось бы, очевидные, как добро и зло, жизнь и смерть.

Что мы называем жизнью? — муки духа, заживо погребенного в гробнице тела! С тем же успехом можно назвать «свободой» пребывание в тюрьме. Единственное преимущество такой жизни — это ее краткость: чем скорее она закончится, тем быстрее произойдет освобождение.

Что мы называем смертью? — освобождение духа от телесных пут для вечной жизни! Следует ли горевать или радоваться, если рушатся стены тюрьмы и вы выходите на свободу? То, что мы называем смертью, есть не конец жизни, а ее начало.

Что мы называем злом? — то, что сокращает жизнь и приближает смерть. Но разве лучше было бы продлить срок заточения и отдалить освобождение?

А что называется у нас добром или благом? Вторые смыслы слов сами говорят за себя: «добро» — это скарб, имущество, а «благо» («материальное благо») — средство удовлетворения потребностей. Даже когда говорят о «духовных благах», имеют в виду все равно материальные вещи, только удовлетворяющие не естественные, а искусственные потребности (музыка, живопись, литература и т. п.). Эти «добро» и «благо» — то же, что гири на ногах узника или тяжелый рюкзак на плечах утопающего. Вот и рассудите, благо это или зло?