Сергей Рузер - Иудаизм и христианство в израильских гуманитарных исследованиях модели интеракции

Соответственно, требует дальнейшего уточнения и тезис о еврейском происхождении христианства. Представителем какого именно извода иудаизма (какого из «иудаизмов») был Иисус из Назарета? И с другой стороны, какой из тогдашних «иудаизмов» послужил его первым адептам тем вероисповедным контекстом, в котором смогла утвердиться вера в искупительную смерть и воскресение Мессии?

Исследования в этой области связываются в Израиле прежде всего с именем Давида Флуссера. Исследовательский метод Флуссера имеет двоякую направленность. С одной стороны, речь идет о попытке возможно более точного и полного описания различных (и, зачастую, конфликтующих между собой) тенденций религиозной мысли и аспектов религиозного опыта еврейства Палестины и Диаспоры конца периода Второго храма, иными словами, о восстановлении непосредственного контекста возникновения христианства. С другой — о попытке выявить наиболее ранние формы христианского сознания и очертить направления его постепенной модификации.

Помимо множества статей о текстах Кумрана, Д. Флуссеру принадлежат работы о псевдоэпиграфической литературе, еврейской апокалиптике, еврейской эллинистической литературе и ранних формах раввинистической традиции. [5] Значительная часть этих работ включена в книгу Flusser D. Judaism and the Origins of Christianity , Jerusalem, 1988. Сюда же следует отнести и его программные статьи, посвященные метаморфозам, имевшим место в период Второго храма в еврейском религиозном сознании [6] Наиболее известной из них по сей день остается статья «A New Sensitivity in Judaism and the Christian Message», появившаяся в упомянутом (см. прим. 5) сборнике. и анализу спектра существовавших тогда в Израиле мессианских верований. [7] См. Flusser D. «Hishtaqfutan shel emunot meshihiyot yehudiyot be-nazrut ha-qeduma» («Преломление еврейских мессианских верований в ранне-христианских традициях») // Meshihiyut ve-eskhatologiya (Мессианизм и эсхатология) , Иерусалим, 1984 (ивр.). В попытке восстановить религиозно-историческую ситуацию 1-го века н.э. Д. Флуссер нередко обращается и к источникам мишнаитского, а то и амораитского периодов. При наличии определенных показаний он склонен — с большей готовностью, чем ряд его американских и европейских коллег — видеть в этих источниках отражение дошедших от более ранних времен традиций. [8] Тот факт, что до нас дошло очень мало свидетельств непосредственно 1 века н. э. о раввинистическом (фарисейском) «изводе» иудаизма (подавляющее большинство свидетельств относятся к более позднему периоду и описывают ситуацию «задним числом»), служит для целого ряда исследователей основанием вовсе не рассматривать вопрос о возможных раввинистических корнях христианства, сосредоточившись исключительно на Кумране. Ущербность такого подхода недавно проанализировал Давид Сатран в статье «Qumran we-reshit ha-nazrut» («Кумран и зарождение христианства»), напечатанной в сборнике под редакцией М. Броши, Ш. Талмона, С. Иефет и Д. Шварца Megillot mi-midbar Yehuda: arbaim shenot mehkar (Свитки из Иудейской пустыни: сорок лет исследований) , Иерусалим, 1992 (ивр.), с. 152-159. Ср. Schwartz D.R. «Introduction: On the Jewish Background of Christianity» // Studies in the Jewish Background of Christianity , Tuebingen 1992, p. 1-26.

Такая «консервативная» или, если угодно, «оптимистическая» исходная посылка отличает и подход Флуссера к собственно христианским источникам, в первую очередь — к Евангелиям. Флуссер исходит из того, что для процесса формирования евангельских традиций — помимо элемента динамизма и переосмысления, нашедшего выражение в той череде «редакций», которые традиции эти претерпевали на устном, а затем и на письменном этапах своего существования — был свойственен также и элемент консерватизма, проявившийся в стремлении сохранить память о словах Иисуса и событиях его жизни. Взаимодействию (противоборству?) этих двух импульсов Флуссер, как и ряд его предшественников, находит поучительные параллели в развитии и последующей письменной фиксации раввинистических преданий. В рамках раннехристианской традиции указанное противоборство проявляется, среди прочего, в разноголосице евангельских (и шире: новозаветных) свидетельств. [9] Как внутри одного евангельского текста, так и между различными Евангелиями. Сравнительный анализ этих свидетельств позволяет в ряде случаев восстановить, с одной стороны, первоначальную форму традиции, [10] Д. Флуссер вместе с ныне покойным Р. Линдси представляют иерусалимскую школу в исследовании взаимосвязи трех первых Евангелий (т.н. синоптическая проблема). По их мнению, в ряде случаев именно Евангелие от Луки содержит версию, наиболее близкую к оригинальной форме традиции. См., напр. Flusser D. «Ha-yahas ha-sifruti ben sheloshet ha-ewangeliyonim ha-sinoptiyim» («О литературной зависимости между тремя первыми Евангелиями») в его книге Yahadut u-mekorot ha- nazrut (Иудаизм и источники христианства) , Тель-Авив 1979, с. 28-49. (ивр.). Отметим, что попытки выявить первоначальный, если угодно, «внутриеврейский» слой раннехристианской традиции предпринимаются Флуссером не только в отношении синоптических Евангелий, но и в отношении более позднего Евангелия от Иоанна. См., напр., его статью «Maqor yehudi-nozri shel ha-ewangeliyon lefi Yohanan» («Иудео-христианский источник Евангелия от Иоанна»), ibid., стр. 60-71. а с другой, этапы ее последующих модификаций, отражающих соответствующие метаморфозы религиозного сознания.