Сергей Рузер - Иудаизм и христианство в израильских гуманитарных исследованиях модели интеракции

Но и включение в рассмотрение «гетеродоксальных» движений гностического толка оказывается недостаточным. В конечном счете в первые несколько веков новой эры и евреи, и христиане, и гностики разного толка были не более, чем религиозно-культурными меньшинствами, существующими в рамках общего для всех них культурного (греко-римского, византийского) контекста. Следует предположить, что контекст этот в известной мере определял формы мышления членов упомянутых меньшинств даже тогда, когда они находились в противостоянии по отношению к «большому миру». Одно из набирающих силу направлений исследований занято выяснением природы этого общего «внешнего» контекста иудаизма и христианства и того, в какой мере он определял формы религиозного существования евреев и христиан — в т.ч. и формы их полемического противостояния друг другу. [35] Упомяну здесь недавние (в ближайшем будущем должна выйти книга) исследования Даниэля Боярина, делящего свое время между Иерусалимом и Беркли. Боярин рассматривает параллельное становление некоторых сходных христианских и еврейских религиозных установок (мученичество, чистота/девственность) в контексте общего для этих двух меньшинств противостояния миру Империи.

Итак, пройдя необходимый этап выявления еврейского контекста раннего христианства и продолжающегося взаимодействия между двумя религиями в первые века их сосуществования, исследователи заново осознают важность «внешнего контекста». Можно сказать, что замкнулся своего рода диалектический виток: на сей раз «внешние факторы» — будь то гностицизм или обще-имперский культурный контекст — воспринимаются как общий фон иудаизма и христианства. Похоже, что израильским исследователям в этой области не грозит заново утратить «еврейскую перспективу»: связи христианства с еврейством и, в частности, с раввинистическим иудаизмом не забываются, но остаются важным элементом общей картины. [36] Это не значит, что опасность утраты «еврейской перспективы» напрочь миновала в других местах. Как заметил Д. Сатран в упоминавшейся выше статье (см. прим. 8), «В то время, как для некоторых исследователей открытия в Кумране послужили предлогом для того, чтобы при обсуждении контекста раннего христианства всецело сосредоточиться на рукописях Мертвого моря, забыв о раввинистическом иудаизме, для ряда других находки в Наг Хаммади (см. прим. 34) послужили предлогом для того, чтобы забыть и о Кумране, всецело сосредоточившись на предполагаемых гностических корнях христианства».

Разумеется, ученых, исследующих взаимоотношения иудаизма и христианства в первые века их сосуществования, интересует не только «перетекание идей», но и исторические (социологические, культурные) реалии контактов между евреями и христианами. Тексты (в частности, носящие полемический характер) в целом ряде случаев позволяют попытаться воссоздать отдельные элементы общей картины, и в этом направлении делаются многообещающие попытки. Однако природа имеющихся в нашем распоряжении источников такова, что исследования пока что продолжают быть в значительной степени сосредоточены на истории идей, текстов и традиций.

Что касается средних веков, то тут сохранившиеся источники в существенно большей степени дают представление об исторических реалиях взаимоотношений евреев и христиан в Европе. Ряд израильских специалистов посвятили себя в последние годы анализу недостаточно изученных аспектов этих взаимоотношений. Разумеется, тема эта разрабатывалась и раньше, но исследования последнего времени предлагают новый взгляд на проблему. В силу этого они, как правило, вызывают большой интерес, а зачастую и реакцию отторжения.

Одним из центральных элементов этого нового взгляда является отход от закрепившегося представления о еврействе Средневековья как о еврействе, в первую очередь страдающем от преследований христианского окружения, еврействе замкнутом и формирующем свое мировоззрение в изоляции от окружения. Работы таких исследователей, как уже упоминавшийся Исраэль Юваль и Элимелех Горовиц, ставят под сомнение адекватность «страдательного» стереотипа и показывают, что в ряде ситуаций евреи в этом конфликте были в не меньшей степени носителями агрессии и враждебности, чем христианская сторона. [37] См., например, статью И. Юваля «Ha-nakam we-ha-qelala, ha-dam we-ha-alila — me-alilot qedoshim le-alilat dam», Zion 1993 N 58, p. 33-90 (ивр.). См. также статью Э. Горовица «We-nahafokh hu: yehudim mul sonehem be-hagigat ha-purim», Zion , 1994 N 59 (a-b) p.129-168 (ивр.). В определенном смысле Юваль, Лимор, Горовиц и ряд других авторов могут быть отнесены к числу «новых историков» — термин, которым поначалу обозначали группу исследователей, предложивших кардинальную ревизию истории сионизма и государства Израиль. Как и в случае с этими «первоначальными новыми», упомянутые работы исследователей средневекового периода взаимоотношений евреев и христиан вызвали резкие возражения и споры, в том числе и в самой академической среде. [38] См., например, дискуссию в журнале Zion , 59 (a-b) за 1984 год.