Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Я не понимал причины такого ясного и точного внутреннего восприятия [endoperception]. Хотя прежде всего я был поражен собственным убеждением в том, что этот образ имеет решающее значение для лечения. Однако, не доверяя этому ирреальному убеждению , я позволил себе повременить и не вмешиваться. Установление определенной дистанции позволяет эго аналитика восстановить свою обычную позицию, из-за которой, в свою очередь, состояние регредиенции ослабевает или даже исчезает совсем. Мой обычный способ слушания с использованием равномерно взвешенного внимания вернулся. Теперь, когда я в меньшей степени был погружен в « регредиенцию », я решил исследовать свою догадку и подвергнуть ее проверке. Я сказал анализанту, подчеркнув субъективный характер собственного вмешательства: «Слово “ trousse” приводит мне на ум medical trousse [медицинскую сумку]». Пациент, естественно, был удивлен: «О, я об этом не подумал». Через некоторое время после этого он воскликнул, снова ощутив уверенность в себе: «Теперь я понимаю, вы думаете о медицинской сумке, которую я, возможно, видел во время автомобильной аварии». Речь шла о травме, произошедшей с пациентом в возрасте меньше трех лет, неоднократно проанализированной и сформировавшей часть репрезентативного контекста: кровь, «мать с лицом, залитым кровью», карета скорой помощи, больница…

Таким образом, как и в случае с воспоминанием о маникюрном наборе его отца, теперь уже другая травма, получившая символическую репрезентацию, «красная» травма, ответственная за тревогу кастрации и Эдипов комплекс, снова выдвинула на первый план мир репрезентаций. Это было возвращение известного и проработанного воспоминания, отчасти сформировавшего его младенческий невроз, который до недавнего времени определял структуру невроза переноса.

Упорство, мощь его «барьера памяти» служили знаком, что репрезентационная структура у моего пациента была достаточно прочной. Это обеспечило защиту от страдания ранних младенческих переживаний, доступа к которому не было, но в то же время, вероятно, и стало главной причиной, по которой классическое лечение не могло достичь успеха, как это произошло в случае первого анализа, несмотря на то что он продолжался семь лет.

Предупредительный знак «Один поезд может заслонять другой» вспомнился мне снова, побуждая двигаться дальше в том же направлении. Регредиенция моих мыслительных процессов вызвала во мне ирреальное ощущение, что в тот момент, когда пациент уверенно сказал: «Это не моя история», – я, со своей стороны, смог, так сказать, вспомнить его «память без воспоминаний». Таким образом, под давлением моего регредиентного убеждения я сконструировал то, что мог бы ретроспективно проработать Серж, если бы не тот факт, что эта тема была табуирована в семье, то есть если бы его мать была способна говорить об этом. Затем я сообщил пациенту то, что было очевидно и известно нам обоим, но шло вразрез с семейным табу, и тем самым разрушил его. Формулировка, которая пришла мне на ум, напоминала описание сновидения, которое мы создаем после пробуждения: «Со своей стороны, я думал о докторской медицинской сумке [trousse médicale], которая должна была появиться во время попытки самоубийства вашей матери и которая разлучила вас с ней» (я мог бы сказать: «Мне снилось, что…»).

Мой анализант явно был очень смущен. Через некоторое время он с трудом пришел в себя: «О, это заставляет меня чувствовать себя очень странно. – Затем он возразил: – Но я не могу этого помнить, мне наверняка было меньше года… Все это бесполезно для меня… Вы просто выдумываете все эти истории…»

Последовало долгое молчание – напряженное, хотя и лишенное тревоги. Вновь обретя самообладание, пациент сказал с удивительным спокойствием: «Я чувствую, что мне хочется все отрицать; я предпочитаю не думать о том, что мою мать не интересовало то, кем я был, что она не отдавала себе отчета в том, что я был ребенком… Это невозможно… Я хотел бы все это преуменьшить. – За этим опять последовало молчание. – Это оказывает на меня причудливое действие. Я предпочел бы этого не чувствовать; я не знаю, что это такое… Я предпочитаю думать, что все, что вы говорите, ненастоящее… что вы сами все это придумали».

Наконец он взял себя в руки: «Но теперь я отчетливо помню, что употребил слово détrousser , пересказывая вам свой сон. Я не знаю, правда ли то, что вы говорите, но я впервые чувствую настоящее, большое спокойствие».