Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Этот сеанс также был наполнен сильными аффектами. Я мог бы предложить интерпретацию по поводу сокращения количества сеансов до двух, интерпретировав амбивалентный перенос: его двойственное желание убить меня и удержать меня. Однако я понял, что Серж знает об этом не хуже меня, поэтому ничего не сказал. Постепенно мое равномерно взвешенное внимание стало спотыкаться обо что-то, но я не знал, обо что. Я пытался оттолкнуть помеху, но это оказалось невозможно. Я должен был уступить ей, пассивно позволить беспокойству охватить меня. Вслед за этим мое слушание стало регредиентным . Мое ощущение, что я не знаю, в чем дело, приняло форму музыки у меня в голове… постепенно мелодия приобрела четкость… Поначалу я не мог ее распознать, но потом она прояснилась… Каково же было мое удивление, когда я узнал мелодию: это был знаменитый вальс из «Веселой вдовы». Я был поражен.

Почему эта мелодия захватила мой разум во время сеанса, где царила атмосфера бесконечной печали? Я был очень недоволен. Что со мной происходит? Отрицание страдания? Мой контрперенос? Мои собственные эдипальные конфликты? Разумеется, без них было не обойтись, но что я мог поделать с этим? Очевидно, что ничего – разве что рассмотреть мою «представимость» как индикатор. Мелодия из «Веселой вдовы» породила во мне убеждение в существовании другой матери, которой Серж никогда не мог себе представить, ни малейшего намека на которую никогда не проскальзывало в его речи и которой я тоже никогда не мог себе представить, – иными словами, матери, не погруженной в вечную депрессию, не покидающей и не суицидальной.

Теперь я мог иначе прислушиваться к тоске Сержа. Это изменение в слушании аналитика благодаря его работе фигуративной репрезентативности привносит с собой сложность эдипального свойства. Вопрос здесь в том, смог ли бы пациент в отсутствие фигуративной способности аналитика, то есть «Веселой вдовы», выйти за пределы своей инвестиции в суицидальную и депрессивную мать.

Так что когда Серж в очередной раз задался вопросом, почему пропуск сеанса так сильно его расстроил, я сказал: «Это не потому, что вы потеряли сеанс, а потому, что я на это согласился».

Пациент не увидел особенной разницы и счел, что моя интерпретация – просто игра на каких-то надуманных мелочах. Однако поскольку анализ развил его способности, он смог связать ее с воспоминанием о своем обнаженном отце, который появился и выгнал его из родительской кровати: «А он вот не согласился!» – сказал Серж, на этот раз со смехом. Затем благодаря фигуративному потенциалу «Веселой вдовы» я смог добавить: «На самом деле вы чувствовали себя плохо потому, что во время предыдущего сеанса я “согнал” вас с кушетки». И когда Серж вслед за этим вообразил, что я, возможно, был счастлив видеть другого пациента на его месте, я смог завершить свою интерпретацию: «На самом деле вы страдали не от того, что переживали мое согласие с отменой сеанса так, будто ваш отец выгонял вас из постели, а потому, что скорее воспринимали его так, как если бы эквивалент вашей матери выгнал вас из своей постели, радуясь прибытию отца».

За этим последовало долгое молчание – глубокое, напряженное и неподдельное. Серж нарушил его, растерянно сказав: «Я никогда не смог бы себе такого представить, это невозможно, я никогда не видел, чтобы они хоть как-то проявляли малейшую привязанность друг к другу… Моя мать влюблена в моего отца!.. С нетерпением ждет его в постели!..» Пациенту было очень тяжело признать, что его отец в конце концов вернулся к его матери, что их любовь восторжествовала.

С этого момента лечение вступило в новую фазу, которая заняла несколько месяцев и характеризовалась последовательным и повторяющимся в разных формах, связанных с реальными ситуациями в повседневной жизни, переживанием очень болезненного чувства покинутости, которое я истолковал как ретроспективную проработку чувств, испытанных Сержем, когда он впервые оказался брошен, а теперь составлявших часть эдипального контекста, доступного для осмысления и репрезентаций. Это продолжалось до того момента, когда развитие Сержа достигло уровня, позволившего ему восстановить вытесненное до тех пор воспоминание о его матери, которая слушала пластинку Ива Монтана, весело при этом кружась!

Теперь, когда репрезентация матери приобрела наконец всю свою сложность и полноту, стало возможно проработать эдипальные конфликты, и анализ мог двигаться к своему естественному завершению.