Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Сигал считает, что удовольствие от разрушения отчасти исходит из «либидинизации и сексуализации» влечения к смерти, но также признает, что есть разновидность удовольствия, которое возникает как естественное последствие удовлетворения влечения к смерти. Некоторые авторы склонны уравнивать удовольствие и Эрос, рассматривая удовольствие, извлекаемое из деструктивности, через понятие слияния инстинктов. Однако это тавтология (любое удовольствие по определению исходит из Эроса). Если мы все же отцепим Эрос, то опять появится место для деструктивности.

Лапланш (1976) отметил, что мы не сможем решить проблему садомазохизма, помещая удовольствие в другое место, к примеру предполагая, что мазохист получает удовольствие через идентификацию с садистом, атакующим объект; другими словами, боль переживается, чтобы получить удовольствие где-то в другом месте. Если бы было так, продолжает Лапланш, не было бы «экономической проблемы мазохизма». Удовольствие, указывает он, должно быть там же, где и боль.

Думаю, подобный аргумент применим и в отношении удовольствия от деструктивности: удовольствие находится не где-то в другом месте, а именно там, где разрушение. Опять же можно различать два вида удовольствия: удовольствие, происходящее от самого по себе разрушения, и удовольствие, происходящее от постоянной тяги к приятному бессмыслию.

Иногда звучат предположения, что открытие Фрейдом влечения к смерти определено внешними факторами, например фактом его биографии – он заболел раком, и депрессивным фактом истории – Первой мировой войной. Однако подобная аргументация начинает с постулата, который и должна доказать, а именно: понятие не имеет смысла, и далее доказывает то, что выглядит странным отклонением Фрейда с элементами «дикого анализа». Если бы правдой было то, что внешние факторы играли роль в повышении чувствительности Фрейда к значимости деструктивной активности, это все равно не дает нам аргументов против данного понятия. С таким же успехом можно утверждать, что семейная констелляция Фрейда имеет какое-то отношение к открытию им Эдипова комплекса, но это не может считаться аргументом против достоверности концепта. Потому что источник идеи не находится в прямом отношении к его истинному содержанию; даже очень хорошие идеи могут иметь очень неожиданные истоки. Нужно показать, что понятие, к примеру «влечение к смерти», дает нам лучшее объяснение клинических феноменов, недостаточно хорошо понимаемых при помощи существующих теорий; оно также должно «работать» теоретически. Вольхайм (Wollheim, 1971) в своей авторитетной книге о Фрейде убедительно показывает, что понятие влечения к смерти сняло напряжение в теории, существующее со времени написания статьи о нарциссизме; напряжение, которое угрожало дуализму, необходимому для теории Фрейда; теория влечений к жизни и смерти, утверждает он, восстановила глубинный дуализм психической жизни. Любопытно, что Норман О. Браун (Norman O. Brown, 1959) приводит очень схожие аргументы. Понятие влечения к смерти в современной кляйнианской теории охватывает, я думаю, три разных процесса, имеющих различную феноменологию:

Яростные акты разрушения/аннигиляции, направленные в том числе и на внутренние феномены, такие как мысли (Модель 1).

Тяга к бездумности, к «подобному нирване» состоянию по Фрейду (Модель 2).

Садистический контроль над объектами, препятствующий какому бы то ни было движению и связанный с особым удовольствием (Модель 3).

Деструктивную активность можно рассматривать как событие (Модель 1) или процессы (тяга к небытию или непрерывная садистическая деятельность – Модели 2 и 3). Целью разрушения может быть объект или функция. Фрейд, опираясь здесь на Фауста, заключает:

Сам дьявол считает своим врагом не добро и святость, а созидательную силу природы , умножающую жизнь, – то есть Эрос. (Freud, 1930, р. 121; выделено мной. – Д.Б. ) [94]

Должны быть найдены дополнительные различия между этими процессами: так называемым «шумным», откровенно деструктивным, стремящимся к уничтожению любых ограничений и процессами более тихими.

Понятие влечения к смерти до сих пор вызывает большое противодействие, и мы тоже не так уверены в том, что думать о нем в биологических терминах полезно. Существование психической силы, противостоящей жизни и развитию, и в особенности противодействующей мышлению, на мой взгляд, имеет весьма существенную эмпирическую почву и обеспечивает теоретическую рамку для понимания глубинной дуальности, управляющей психической жизнью. Влечения к жизни и смерти можно считать мощнейшими постоянно действующими направляющими силами в психике.