Эти процессы хорошо прослеживаются в пациентах, чьи попытки обездвижить анализ бросаются в глаза. В других случаях эти же силы могут действовать менее заметно. Мистер С. стремился к спокойному состоянию согласия, сопровождаемому отсутствием движения, и я не знал, что об этом думать. Временами казалось, что обездвиженность призвана защитить его от невыносимого отчаяния. Иной раз я задавался вопросом, не связано ли воссоздание в его жизни привычного сценария пренебрежения им со скрытым удовольствием.
Мистер С
Мистер С., школьный учитель немецкого происхождения, переехал в Лондон около 10 лет назад, занимаемая им должность намного ниже его способностей. Во время первого года анализа он стоял на подходящей ему позиции; будучи очень приверженным анализу со мной (мистер С. считал его привилегией), он ради поддержания анализа принес огромные жертвы. К примеру, согласился с оплатой, которую, как я намного позже понял, не мог себе позволить. Но порой я замечаю другую версию его – ведущего учет всех моих просчетов.
Мистер С. имел обыкновение завершать сессии, оставаясь на кушетке еще пару мгновений, как будто пересматривая мою последнюю интерпретацию; затем он вставал, поворачивался ко мне и говорил перед уходом «спасибо». Я не понимал, за что он меня благодарит, потому что он оставался столь же несчастливым и притесняемым в жизни, как и при первой встрече: смиренно подчиненный объектам, которым не доверял, но от которых зависел. В отличие от тех пациентов, которые пользуются анализом, чтобы жаловаться на разных людей в своей жизни, мистер С., казалось, использовал его (по крайней мере на поверхности), чтобы реабилитировать свои плохие объекты. Его видение анализа можно выразить так: «с помощью анализа я пойму, как я исказил свои объекты, проецируя в них аспекты себя, которые я смогу вернуть себе; и тогда я буду воспринимать свои объекты как хорошие, а не плохие». Это энергичное самообличение во имя изменения восприятия своих объектов происходит в сверхзаряженной «морализмом» атмосфере. Этот пациент выбрал кляйнианский анализ отчасти из-за того, что считал его способствующим такой процедуре.
Вместе с тем было ясно: хотя мистер С. утверждал, что его объекты хорошие, он подспудно, по большей части безотчетно, относился к ним с подозрением. Существование в проективной идентификации с версией меня, зовущееся «Дэйв», защищало его от того, чтобы быть объектом исследования пугающей фигуры, именуемой «Д-р Белл».
Как правило, мистер С. описывает возмутительную, казалось бы, ситуацию. К примеру, его девушка обещала быть с ним на событии особой важности, а именно на ужине, связанном с его работой, но потом «не явилась», или он поймал ее на том, что она договаривается о свидания с потенциальными новыми партнерами. Однако не успел я оправиться от последнего сообщения, как узнал, что пациент уже оставил все это позади и теперь помогает этой девушке обставлять ее дом.
Вторя Фрейду, можно сказать: его жизнь структурирована таким образом, чтобы рационализировать защиты и сопротивляться раскрытию его сопротивлений.
Однажды мистер С. обнаружил, что его девушка Б. состоит в отношениях с другим мужчиной; когда он спросил ее об этом, она обещала ему «разобраться с этим» таким тоном, что мой пациент быстро согласился, но что я нашел весьма неубедительным. Потом он звонил ей, и, конечно же, линия была занята. Он зашел к ней и, заглянув окно, увидел, что она ужинает с любовником. Тогда он позвонил ей на мобильный и спросил, что она делает. Девушка ответила, что «устала и рано легла спать». Он ответил: «Оттуда, откуда я смотрю, это выглядит совсем не так».
На следующем сеансе он описывал примирение с Б.: теперь они понимают друг друга; это особые отношения. То есть он отмежевался от всякого осознания значения того, что произошло; все знание истории его отношения к Б. при помощи проекции расположилось во мне. Я почувствовал себя внешним наблюдателем за «романтическими любовниками», преодолевшими разногласия, и мне хотелось сказать: «Оттуда, откуда я смотрю, это выглядит совсем не так».
Хотя было очевидно, что такой способ справляться с жизнью служил защите мистера С. от ситуаций, с которыми он не мог сладить, ситуаций, приносящих огромное отчаяние, я стал задумываться: не было ли в этом возбуждения, связанного с тем, что он вновь и вновь показывал мне неадекватность своих объектов? Каждый раз, когда объект подводил его, внутренний голос, казалось, с удовлетворением говорил ему: «Чего и следовало ожидать». Временами эта ситуация выполняла функцию парализации анализа, и мне было непонятно, в какой мере это необходимая защита от невыносимой боли, а в какой она связана с удовольствием.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу