Концепция, развитая Бетти Джозеф и Майклом Фельдманом (см.: Feldman, 2000), делает больший акцент на садистическом контроле внутренней пары, препятствующем их соитию.
Если вернуться к сну моего пациента: « Произошел ядерный взрыв. Пыль и осадки накрыли меня. Мне приятно и спокойно» , – мы можем увидеть дополнительные черты, которые, с моей точки зрения, типичны для подобных ситуаций: этот сон отсылает к чему-то исполненному насилия, но оно игнорируется; об этом говорится индифферентным тоном: « произошел ядерный взрыв».
По прошествии некоторого времени и после проделанной успешной работы, в ходе которой пациент стал лучше сознавать реальность моего присутствия как человека (а не чего-то наподобие интерпретирующей машины), он неожиданно замолчал. На вопрос, о чем он думает, ответил: «Ни о чем». Затем сказал, что видит голубой, желтый и белый цвета – одновременно лишенные смысла и приятные ощущения. После того как я привлек внимание пациента к тому, что это цвета кушетки, он сказал, что не замечал этого.
Ход моего размышления был таким: реальность аналитического контакта, представленная обивкой кушетки, отрицалась и эвакуировалась через глаза как облака «осадков», одновременно лишенных смысла и приятных [92]. Поскольку во сне яростное нападение на собственную способность думать не осознается, пациент переживает не взрыв, а только последствия – приятные осадки, парализующие мысли.
Можно думать, что удовольствие приносит уничтожение контакта (ядерный взрыв). С другой стороны, можно подчеркнуть тягу к своеобразному приятному состоянию анестезии, отсутствию чего бы то ни было, кроме облаков приятных цветов, удерживающих его от осознания желания, отдельности и фрустрации. Здесь двойное отрицание: насильственное отрицание аспектов реальности и отрицание факта такого отрицания. Наконец, можно рассматривать приятное состояние удовлетворения как восходящее к чувству контроля/парализации меня, поддержания меня в живом, но «сильно редуцированном и разрушенном» состоянии (Feldman, 2000). Осадки представляют разрушение контакта, которое продолжается после взрыва.
Значимость атаки на мышление признается во всех этих моделях. Но возникает закономерный вопрос, является ли ненависть к мышлению чем-то далее не редуцируемым или проявлением более глубинного процесса. Фрейд описал первичный отказ Эго от внешнего мира, всего, что не Я (Бриттон – Britton, 2003, p. 127 – назвал это «ксеноцидным» импульсом); эта могущественная сила несет в себе ненависть ко всему, что переживается как препятствие. Внешняя реальность представляет собой именно такое препятствие всемогуществу, но настоящая психологическая проблема возникает, когда это осознается , в том числе осознается потеря объекта и неизбежность неудовлетворимости желания.
Мышление в том смысле, в котором я использую это понятие, зависит от способности различать начало и конец, выделять границы пространств, то есть принимать ограничения, а не считать их препятствиями, которые следует устранить.
Мариетта, подросток психического уровня функционирования, постоянно пребывающая в состоянии ажитации, отрицает такие различия. После трех лет анализа она все еще утверждает, что не знает, когда ее сеанс начинается и когда заканчивается. Ее мир «одномерен»: то, что хорошо, – правда, а правда хорошая и находится внутри меня. Плохое – вне меня.
Обычно, приходя на сеансы, Мариетта легкомысленно напевает. Она поет выходя из лифта, заходя в двери моей квартиры, продолжает петь в холле, поет, когда входит и выходит из консультационного кабинета, идет в туалет или выходит из него. Я думаю, песня в данном случае – это что-то вроде конкретной вещи, наподобие струны, соединяющей все пространства так, что любые различия отрицаются. Она настаивает на том, чтобы дверь консультационного кабинета была открыта.
Все же в результате некоторого прогресса стало возможным попробовать дверь кабинета закрыть. Когда я предложил сделать это, Мариетта ответила типичным образом: «Я буду делать что хочу и когда хочу». Но я закрыл дверь. А по пути услышал, как Мариетта прошептала сама себе: «Дверь открыта». Следуя Фрейду (Freud, 1924), можно сказать, что она нивелировала реальность и вместо этого «наложила иллюзию, как заплату, туда, где возникла трещина в отношении Эго к реальности» (p. 150).
На следующем сеансе Мариетта показала, что оправилась за это время от столь экстренного вмешательства. Входя в кабинет, она оставила дверь открытой, повернулась ко мне и, дождавшись момента, когда я собрался встать с кресла, чтобы пойти и закрыть дверь, закричала: «Иди и закрой дверь, придурок».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу