«Насилие интерпретации», опубликованное в 1975 году [63], стало мощным tour de force , который показал, что Оланье радикально – концептуально и клинически – отошла от лаканизма. Она энергично вернула сому, тело, аффекты как primum movens (перводвигатель) проявлений психической жизни, укореняя свое собственное «возвращение к Фрейду» в теории влечений: «теория цепочки означающих обычно забывает о роли, которую играет тело, и о соматических моделях, которые оно представляет» (Aulagnier, 1975, p. 42 франц. издания).
То, что она сохранила от Лакана (склонность делать акцент на языке, на символизме, на функции отца, в более общем отношении – на «третьем»), на самом деле уже есть у Фрейда.
Однако она все еще использует понятие «дискурс», такое стойкое в мышлении Лакана, а ее определение матери как «porte-parole» [64]при первом прочтении может звучать так, будто она все еще не выбралась из лакановской репрезентации – «сокровищницы означающих», отпечатывающей символическую функцию на психике младенца.
Более пристальное рассмотрение выводит на передний план очень богатое переплетение, связывающее вместе голос, речь, язык, аффекты и эмоции. Голос, в его либидном и телесном аспектах, держит младенца и передает полные смысла (или лишенные смысла) бессознательные, нагруженные аффектом послания, вызывающие удовольствие и облегчение или неудовольствие и беспомощность. В начальном измерении голос матери устанавливает коммуникацию между двумя психическими пространствами. Презентация слова не есть нечто абстрактное. Ее источником является «говорение – молоко – грудь» первой «porte-parole» (Aulagnier, 1975, p. 101).
От дискурса к голосу: удержание функций речи
В начальном измерении прежде всего должно возникнуть удовольствие слышать (plaisir d’ouïr), связанное только с сенсорным качеством того, что слышно, а не с семантическим значением звуков, которые несет голос. Это, по сути, катектирование удовольствия слышать должно предшествовать удовольствию и желанию слушать и делает их возможными. Удовольствие слушать относится к первичному измерению, где психической продукцией является фантазия. Звук тогда служит признаком присутствия или отсутствия объекта и становится в фантазии знаком материнского желания. Голос матери в этом измерении – это звуковой эквивалент груди, и его присутствие или отсутствие метаболизируется в фантазии, согласно логике намерения дать удовольствие или отказать в нем. По мысли Пьеры Оланье, эти первичные знаки, пойманные в намерении удовольствия/неудовольствия, являются ядром, из которого язык как система обозначений разовьется позднее. Приобретение семантического измерения как такового станет возможно только во вторичном измерении, где Я вырабатывает смыслы в произнесении через необходимость дифференцировать путем тестирования реальности между истинным и неистинным. От начального до вторичного мы имеем следующую последовательность: удовольствие слышать (пиктографическая репрезентация), желание слушать (фантазматическая репрезентация) и требование смысла (произнесение), которое является целью того, чего требует Я.
Уже из «Насилия интерпретации» совершенно ясно, что метапсихологическое описание развития психики у Пьеры Оланье не ограничивается интрапсихическим. Она постоянно ходит туда и обратно: между тем, что происходит в психике младенца и в психике матери, и тем, как они оба асимметрично влияют друг на друга и друг друга модифицируют.
То, что психика младенца должна метаболизировать через пиктографическую активность репрезентации, – это не «сырой» материал внешней реальности, а материал, который уже несет отметку трансформации психики матери.
Мать предлагает «aliment» («пищу»), которая уже ремоделирована, и в принципе соблюдает все то, что требуется от психического элемента, чтобы он мог быть вытеснен. В этом отношении то, что младенец получает, уже отмечено принципом реальности. На этой ранней стадии младенец будет ассимилировать такой материал и метаболизировать его согласно правилам возможности репрезентации, которые преобладают в пиктографической активности. Но каким-то образом откроется «брешь», позволяющая элементам, чуждым логике начального, как-то «просочиться» в эту активность. Останутся следы, которые будут действовать как предвестники вторичного, неясные «свидетели» существования иного, инакости.
Мать как испускатель, селектор и модификатор
В «Насилии интерпретации» то, что оказалось сообщенным из бессознательной намеренности матери, осталось в основном на идеационном уровне бессознательных репрезентаций, подвергавшихся вторичному процессу вытеснения. В работе «Рождение тела, происхождение истории» Пьера Оланье продвигает свою мысль дальше и помещает эмоцию в центр своих конструкций и факторов, определяющих то, что она уже назвала в «Насилии интерпретации» «взаимодействием» между двумя психическими пространствами. Теперь взаимодействие еще более телесно, чем раньше. Отмечая тот факт, что понятие «эмоция», в отличие от «аффекта», нечасто используется в аналитической терминологии, Оланье определяет его как «зримую часть того айсберга, которым является аффект, а тем самым и субъективные проявления тех движений катексиса и декатексиса, которые Я не может ухватить, потому что они стали для него источником эмоций» (с. 7 англ. перевода).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу