Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Пьера Оланье, в девичестве Сперави, родилась в 1923 году в Египте в итальянской семье; затем росла в Италии, где изучала медицину. Со своим медицинским дипломом она приехала во Францию, чтобы выйти замуж и заниматься исследовательской работой – ее очень интересовала биология. Как однажды объяснила мне сама Пьера, встреча с психоанализом была отчасти случайной. В то время ее итальянская медицинская степень не признавалась во Франции, и она не могла заниматься исследовательской работой в интересном научном окружении, как ей хотелось. Один из друзей Пьеры, профессор эстетики в Сорбонне, рассказал ей о психоанализе и о том, насколько интересна эта область. Она начала читать Фрейда методичным и «научным» образом, нашла, что это великий ум, пришла на обучение и выбрала в качестве своего первого аналитика другой великий ум, который при встрече впечатлил ее своим интеллектом, – Жака Лакана [53].

Пьера Оланье была женщиной искрометного ума, блиставшего в ее прекрасных живых зеленых глазах; обладала впечатляющим и сложным интеллектом; ее облик утонченного интеллектуала и страстного теоретика многих отпугивал, и люди держались на расстоянии, не замечая ее теплоты и щедрости. Канадский психоаналитик Жюльен Бигра однажды сказал мне со своим непередаваемым квебекским акцентом: «En fait Piera c’t’une embrasseuse! («На самом деле Пьера обожает обниматься)» – и он был прав.

Оланье была поразительно открыта всему иностранному: культуре стран, способам существования и мышления, незнакомой пище (в путешествиях она всегда с интересом пробовала самые «чуждые» блюда без малейшего признака отвержения). Учитывая ее сжатый рациональный способ теоретизирования и написания текстов, невозможно было заподозрить, что она увлекается Африкой и ее анимистическими традициями. У нее был дар устанавливать прямой и открытый контакт с «обездоленными»: с бездомными на улице, бредовыми психотиками в общественных местах и т. д. И это был разговор без признаков жалости или снисходительности: разговор человека с человеком.

Все сказанное помогает представить, как Оланье вела свою клиническую практику [54]. Ее встречи с психотическими пациентами послужили определяющим фактором в ее упорных попытках углублять и расширять метапсихологию Фрейда – с целью выковать [55]репрезентации происхождения психической жизни, которые помогли бы нам лучше понять, что именно нужно психотическим пациентам от аналитического слушания, чтобы адаптироваться к «белым пятнам» в их раннем развитии.

На первых страницах введения в «Насилие интерпретации ( La Violence de l’Interprétation )» Оланье объясняет, что лежало в основе ее теоретических усилий: опыт, пока она слушала психотических пациентов, расщепления между тем, что ее «мышление переживало», и «знанием явления психоза, которое оказывается неэффективным, когда сталкивается с полевым опытом» (Aulagnier, 1975, p. xxvii; цитата переведена автором).

Попытки срастить это расщепление, возвращаясь к метапсихологии Фрейда и его теории влечений, обернулись потом почти тридцатью годами размышлений и написанными работами [56]. Эти попытки отправили ее в долгое путешествие: от ранних публикаций, все еще пронизанных терминологией Лакана и бестелесным, формализованным способом думать о работе психики, до концепции происхождения психической жизни, глубоко укорененной в соме (биологической) и в теле (как эрогенном теле).

«Насилие интерпретации» (название ее первой книги) означает именно эту «радикальную и необходимую силу», прилагаемую к младенцам для того, чтобы сделать возможным доступ к «нашему общему наследию: языку». Пьера Оланье продолжала – совершенно оправданно – вслед за Лаканом подчеркивать проблему языка в психоанализе. Но она пыталась продумать это заново, начав не с «внешней цепочки означающих», а с того, что испытывает аналитик, столкнувшись с психотическим «дискурсом»: некий внутренний взрыв «речь – вещь – действие» в своем психическом пространстве (Aulagnier, 1975, p. 18).

Это заставило ее подробно заняться тем, что она называла пиктографической активностью или репрезентативным процессом, порождающим начальный [originaire] репрезентационный «продукт»: пиктограмму, «которая игнорирует словесную презентацию и состоит только из образа телесной вещи» (Aulagnier, 1975, p. 19).

Мышление Пьеры Оланье и то, как она выражает его в письменном виде, весьма плотно и высокоорганизованно: автор пытается быть настолько последовательной, насколько может. Она последовательно продвигается вперед от одного определения к другому, тесно с ним связанному. Для того чтобы читать ее тексты, необходимо постепенное, пошаговое исследование. Она действительно не легко читаемый автор; автор, который быстро заманивает вас, создавая ощущение, что вы – умный и просвещенный. В ее случае необходимо медленно продвигаться по метапсихологическим ландшафтам, в которых она рисует и перерисовывает «корпус», куда трудно проникнуть. Отчасти это, конечно, вызвано ее собственным идиосинкратическим способом думать, но кроме того – отражает ее тему: