Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Я не буду обсуждать здесь модальности аналитической работы, таким образом описанные Фрейдом. В рамках настоящей дискуссии я считаю важным установить связь между задачей анализанта – помнить – и «оперативным значением» этого глагола, которое я предложил в первой части этой дискуссии. Конкретнее, я хотел бы подчеркнуть, что вопреки предположению Ботелла так называемая «археологическая модель» сыграла всего лишь иллюстративную роль и даже в определенной степени послужила примером «от противного», то есть в лучшем случае тем фоном, который позволил выделить характерные особенности психоанализа. Так что я снова оказываюсь в парадоксальном положении, соглашаясь с предположением Ботелла о существовании памяти без воспоминаний и в то же время не соглашаясь с той ролью, которую он приписывает археологической модели. Перечитав его статью много раз, я не мог избавиться от впечатления, что Ботелла придает этой модели гораздо большее значение, чем она имеет в действительности, и именно это позволило ему с такой легкостью отмести ее как «неприемлемую». На мой взгляд, археологическая модель не должна расцениваться как неприемлемая, ибо она никогда не играла той центральной роли, которую приписывает ей Ботелла. Наоборот, археологическая метафора помогала подчеркнуть тот факт, что конструкции – лишь предварительные составляющие более важной борьбы за «припоминание». Я осмелюсь даже утверждать, что сама суть анализа состоит именно в «постоянной борьбе» (упомянутой Фрейдом в 1914 году) между той формой припоминания, которая выражается в действии и повторении, и «воспоминанием по старому способу, репродуцированием в психической области». Именно эту борьбу должна вести аналитическая пара, чтобы перейти от состояний, не получивших репрезентации, к конструкции смысла (Levine et al., 2013).

«Репродуцирование, или воспроизведение в психической области», кажется мне главной целью анализа, и это, возможно, было упущено из виду участниками дискуссии о роли памяти в психоанализе, состоявшейся несколько лет назад в «Международном журнале психоанализа» (Blum, 2003; Fonagy, 1999, 2003). В некотором смысле Фонаги (1999) был прав, говоря, что память, в банальном смысле «обретения воспоминаний», можно считать эпифеноменом. Однако он, кажется, не учел точного значения «припоминания» в психоанализе. В самом деле, он говорит о «воспоминании событий прошлого» и о «возвращении таких воспоминаний» (Fonagy, 1999, p. 218), в то время как фрейдовская идея припоминания, как мне, надеюсь, удалось показать, гораздо сложнее. Если то, что повторяется в действии, должно в конце концов быть воспроизведено в психическом поле, это имплицитно означает, что поначалу оно имело не психическую природу. Таким образом, «припоминание», которое происходит в анализе, не только не является просто воспоминанием, но и предполагает ключевую перемену в самой природе и функции того, что припоминается, в основном за счет переноса, который сам по себе – повторение. А следовательно, роли памяти в анализе многочисленны, поскольку существует несколько типов памяти и не все они связаны с воспоминаниями.

Фрейд пишет, что его пациент сказал: «На самом деле я всегда знал это, я просто об этом не думал» (1914, p. 148). Значит, обретение памяти, воспоминание здесь, очевидно, не главное, ведь пациент мог «всегда знать об этом»; вопрос скорее в том, что означает в психоаналитическом смысле «думать» или «не думать об этом». И наша проблема не разрешится, если мы заявим, что в этом клиническом фрагменте мы имеем дело с диссоциацией, а не с вытеснением. Не имеет значения, как мы назовем механизм, благодаря которому пациент нечто знал, но «не думал об этом» (акцент на слове «думал»). В чем состоит это думанье, способность к которому психоанализ призван развить у пациента? Как оно соотносится с «воспроизведением в психическом поле»? Этот вопрос влечет за собой целую исследовательскую программу, где психоанализ может сделать значительный вклад в область, в которой сегодня работают в основном ученые-когнитивисты и философы, занимающиеся проблемами мышления. В данном контексте я лишь косвенно обозначу этот аспект, чтобы вернуться к нему в следующей и последней части моего комментария к статье Ботелла.

Позвольте мне сказать, что мне нравится термин «регредиенция», введенный Сезаром и Сарой Ботелла более десятилетия назад. Хотя в публикуемой здесь статье это изложено не вполне четко, Сезар и Сара Ботелла определили ранее «регредиенцию» как психическую способность, которая задействуется при типах регрессии, описанных Фрейдом (Botella, Botella, 2001, p. 1178). Как я понимаю, они хотели подчеркнуть происходящее при этом общее движение или процесс, избежав любой коннотации «возвращения назад». Они приводят в пример работу сновидения, которая «не является ни регрессивной, ни архаичной… и может представлять собой в такой же мере психическое состояние, как и движение в становлении; трансформационный потенциал…» (p. 1179; перевод мой. – Д.С. ). Я согласен, что такой подход, даже если он относится к галлюцинаторной модальности переживания, более уместен, чем любая ссылка на архаическое. «Галлюцинаторная» модальность на самом деле не ограничивается галлюцинациями в психопатологическом смысле. Это способ переживания психических состояний и процессов, которые лежат за пределами словесного, абстрактного или символического мышления, и это, на мой взгляд, очень полезный подход к вопросу о том, каким образом могут проявляться бессознательные мнесические следы. Сам Фрейд упоминает галлюцинации и квазигаллюцинаторные, «сверхчеткие» воспоминания в своей статье о конструкциях, которую я уже цитировал выше (1937, p. 266–267). Но Фрейд говорил об опыте пациента, тогда как понятие регредиенции, введенное Ботелла, относится к опыту аналитика в ходе сеанса. В обоих случаях это понятие освобождает нас от чрезмерно простой (чтобы не сказать упрощенной) идеи, что цель анализа состоит в восстановлении воспоминаний. «Регредиенция» означает скорее переход в другой режим мышления и чувствования, а именно режим, который не связан с какой-либо примитивной стадией развития, но всегда находится в нашем распоряжении, если только мы способны в него погрузиться.