Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Если проследить, как сокращалась роль припоминания в истории психоанализа, можно увидеть, что происходило это в три этапа (см.: Habermas, 2011a). Фрейд ввел метафору об археологе, раскапывающем прошлое, чтобы описать свою терапевтическую деятельность, в ходе которой он восстанавливал травматические воспоминания с помощью гипноза (Breuer, Freud, 1895, p. 201; ср.: Suzanne Bernfeld, 1951). Ботелла, как и многие другие до него, использует эту метафору, критикуя роль припоминания в психоанализе (Mertens, Haubl, 1996). Фрейд считал, что раскрытие подавленных травматических воспоминаний и катарсическое переживание связанного с ними аффекта посредством повествования снимают необходимость в невротическом компромиссном образовании (Freud, 1896).

Первый шаг к уменьшению терапевтической значимости припоминания сделал сам Фрейд, когда ввел понятие интрапсихического конфликта как главного источника невроза, переместив тем самым травматические переживания на задний план. Даже во фрейдовской теории ранней травмы причиной психопатологии выступала не историческая действительность сексуального насилия как таковая, а то значение, которое это насилие приобретало в ретроспективе [ Nachträglichkeit ]: больные истерией страдали от реминисценций. В рамках теории конфликта воспоминания утратили достоверность и стали рассматриваться как результат компромиссного образования, в особенности воспоминания детства (Freud, 1899), которые сами по себе искажены под влиянием защит, так же как сновидения и симптомы. Прошлое, проявляющееся в симптомах и в переносе, стало источником понимания конфликтов в настоящем (Freud, 1914). Иногда реконструкции предположительно произошедшего, соответствующей переживаниям в настоящем, оказывалось достаточно (Freud, 1937). Однако в других своих трудах Фрейд демонстрирует убеждение в том, что восстановление исторически точных воспоминаний возможно и благотворно, как, например, в случае первичной сцены Человека-волка (Freud, 1918). Фрейд очень скоро отказался от относительно простой археологической модели, подразумевающей, что человек может восстановить воспоминания о том, что произошло на самом деле, но было вытеснено, то есть активно исключено из сознательного вспоминания. Это вполне недвусмысленно следует из замечаний Фрейда (1914) о характере припоминания якобы забытых воспоминаний. По его мнению, большинство вытесненных воспоминаний в действительности никогда не были забыты, а лишь отгорожены от сознания путем признания их незначительными.

Вторым серьезным ударом по роли запоминания в психоаналитическом лечении стала теория объектных отношений, которая поместила онтогенетические корни невротических конфликтов уже не в эдипальную фазу, а в первый год жизни (Мелани Кляйн, Алиса и Майкл Балинт, Дональд Винникотт, Джон Боулби). Тем не менее первые два или три года человеческой жизни – это темные века любого субъективного жизнеописания. Поскольку названные аналитики отстаивали предположение о том, что страдание взрослого уходит корнями в младенчество, перед ними встал трудноразрешимый вопрос о лечении конфликтов, исторические корни которых недоступны. Для этой проблемы было предложено три решения, и каждое из них явно предполагало отказ от доверия к личным воспоминаниям. Первое решение состояло в том, чтобы радикализировать (Klein, 1932) или свести к минимуму интерпретацию (Winnicott, 1955) и продлевать лечение до тех пор, пока у пациентов не выработают глубокую зависимость от своих аналитиков. Это провоцировало переживание архаических тревог и архаическое функционирование, которые затем в ходе интерпретации расценивались как аналогия младенческого переживания зависимости от материнской заботы, перенесенного на аналитика (Balint, 1968; Winnicott, 1955; критику метафоры терапевтической регрессии см. в: Spurling, 2008).

Другая стратегия разрешения проблемы младенческих конфликтов, не охваченных индивидуальной памятью, состояла в отказе от каких-либо ссылок на частный биографический опыт, который заменили универсальные психические структуры. Предполагается, что степень патологии зависит от того, насколько ранний период жизни дал ей начало. Эти структуры могут представлять собой бессознательные фантазии (Klein), защитные конструкции, такие как ложное Я (Винникотт), защитные механизмы (Kernberg), нарциссические нарушения (Кохут) или относительную неспособность символически выражать свои побуждения (Бион). Тем не менее в терапевтической практике некоторые из этих методов по-прежнему использовали личное прошлое для постижения конфликтов настоящего, пусть даже реконструкцию прошлого. К примеру, Винникотт (1971), «играя в каракули» со своими юными пациентами, использовал биографическую информацию для реконструкции вероятного индивидуального прошлого.