Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Параллельно с этим, однако, Ботелла постоянно подчеркивает специфическую природу этого сеанса, не относящуюся к его содержанию, а именно совершенно необычайный голос Сержа и соответствующее его настроение, в результате чего «Чувственная составляющая возобладала над содержанием» (p. 12) и аналитик переключился в « регредиентный режим слушания » (p. 13). Эта манера поведения пациента порождает в аналитике эндопсихическое, или галлюцинаторное, восприятие, которое он вслед за этим расширяет, формируя конструкцию, которую наконец сообщает своему пациенту: он видит врачебную сумку (« trousse médicale »), которая, в свою очередь, может относиться к ранней попытке самоубийства матери Сержа и к его разлуке с нею, связанной с этой попыткой. В процессе он (аналитик) преодолел пределы памяти, доступной пациенту ранее, и открыл ему доступ к неприкосновенному до тех пор пласту его детства. Выяснилось, по-видимому, что в первые годы жизни пациент испытывал депрессию, которая стала реакцией на суицидальную попытку его матери. Вслед за этим Ботелла прорабатывает значение переноса в этой последовательности, снова и снова обращаясь к вербальным ассоциациям, которые, по его мнению, сыграли решающую роль, обеспечив доступ к бессознательному пациента. И это в равной степени относится к заключительным строкам его клинического отчета, где он пишет, что воспоминание и перенос идут рука об руку и что способность аналитика впустить свое собственное эндопсихическое восприятие в аналитический процесс, усвоив регредиентный подход, имеет первостепенное значение. По меньшей мере дважды в своем описании случая (включая, помимо « trousse médicale », мелодию из оперетты «Веселая вдова») Ботелла показывает, что только эти регредиентные ассоциации аналитика, отличающиеся, так сказать, яркостью галлюцинаций, приводят к решительным изменениям в процессе лечения. Наряду с явлениями переноса они жизненно важны для пациента, поскольку, согласно этой картине, пробуждают его собственные воспоминания и тем самым позволяют ему постичь внеисторичную некогда суть его собственной истории. Наконец, Ботелла ясно дает понять своим описанием случая, что любая попытка развести в психоаналитическом процессе работу памяти и ее центральную функцию, тем самым обесценивая ее, как делает, например, Фонаги (Fonagy, 1999, см.: Botella, p. 3), ведет к обесцениванию самого психоанализа. Подход Фонаги может рассматриваться только как результат искаженного понимания не только концепции памяти, но и концепции переноса. Согласно подходу Ботелла, психоанализ, напротив, сосредоточен в первую очередь и главным образом на процессе памяти, в который аналитик, предположительно, постоянно и неизбежно вовлечен путем регредиенции.

В своей критической оценке теоретической части статьи Ботелла я выделил два обстоятельства. Во-первых, дихотомия фрейдовской теории памяти, согласно которой она делится на «археологическую» модель (память с ощущением припоминания) и «процессуальную», когда память генерируется с помощью аналитика, по моему мнению, не согласуется с текстами Фрейда. Во-вторых, Ботелла сделал из этой дихотомии далекоидущие выводы, в частности психопатологического характера, с которыми я не смог согласиться: археологическую модель он связывает с неврозом, а процессуальную – с пограничным расстройством. Как я уже подчеркивал, его клинический пример представляет собой попытку обосновать это противоречивое соседство: только благодаря успеху во втором анализе, за пределами невротического материала и с помощью памяти сновидения и техники регредиенции, усилившей «негативную» травму, иными словами, такую, которая может быть воспринята лишь с большим трудом (то есть недоступную для воспоминаний попытку самоубийства матери в первые годы или даже месяцы жизни пациента), стало возможным какое бы то ни было устойчивое излечение его симптомов. Пациент признает свою собственную детскую депрессию, одновременно освобождаясь от иллюзии безмятежного детства. Из-за своего депрессивного состояния, а также из-за пропитанных влечениями желаний, направленных на его отца (ключевое словосочетание – «Веселая вдова»), мать была гораздо менее доступна для него, чем ему нравилось думать. Хотя Ботелла нигде не характеризует своего пациента как пограничного, несмотря на его проявления деперсонализации, он подразумевает, что этот второй анализ в основном проходил не на уровне невротического-эдипального конфликта, а на каком-то другом.