Евгений Черносвитов - Кандид-2020. Конфабуляции. Псевдореминисценции. Персеверации

Несколько слов и о себе сказать, видимо, нужно. Было мне в ту пору 24 года. Я закончил Хабаровский медицинский институт, 6 месяцев специализации по судмедэкспертизе при Краевом Бюро судебно-медицинской экспертизы, и был направлен работать в Николаевск-на-Амуре. К тому времени был женат, детей не было. Занимался активно спортом ― был мастер спорта по боксу и перворазрядник по морскому многоборью (при институте была военно-морская кафедра). Кроме города, получил еще пять районов, расположенных в тайге, на границе с Аяно-Майским хребтом и по побережью Тихого Океана. Случай с Ульгучье, который я здесь описываю, произошел в первый год моей работы. Но я успел уже понять, что и почем в преступном мире моих участков. Был взрыв на колбасной фабрике ночью ― уснул дежурный, так потом всем Управлением милиции и плюс взводом солдат, отделяли колбасный фарш от мяса, костей и внутренностей дежурного… Был взрыв в шахте на золотом прииске, ― наверное, до сих пор ищут голову одного из погибших. Это я вскрывал труп японца, принца крови и определил, что в крови и органах трупа содержится десятикратно-смертельная доза четыреххлористого водорода (а Савчук нашел преступника; нас тогда в Токио принимала сама императрица ― подробнее расскажу в другой раз!). Были в первый год работы у меня и такие, характерные для нашего района экспертизы: серийное убийство детей высших партийных и советских работников, об этом случае я говорил выше, и написал рассказ. Вскрытие и идентификация трупа японского разведчика, высаженного на нашу территорию и замершего на скалах во время прилива (было это в ноябре).

Японец был экипирован под охотника, при нем были даже шкурки соболя, добытые, как установила специальная экспертиза, не в нашей тайге.

Тянули в поселке геологов Сусанино как-то асфальтную дорогу и втерли в нее «случайно» участкового милиционера. Тоже, потом, для меня работа. Валяли в районе Мариинска для японцев корабельные ели, привязали на досуге к сведенным бульдозерами верхушкам двух таких елей бригадира ― верхнюю половину туловища к одной ели, а нижнюю к другой и медленно бульдозеры разъехались в противоположные стороны, ели же выпрямились. Останки несчастного были разбросаны в радиусе 100 метров! В порту Де Кастри по пьянке мичмана одного судна отпустили на простыне между двумя пришвартованными друг к другу сухогрузами, борта которых то сближались, то расходились на волнах, терлись друг о друга. А сколько было резанных, рубленных топором, стреляных изо всех видов оружия времен двух последних войн, гражданской войны и Халхин-Гола?! Ну, да ладно! По молодости рвался в дело вместе с оперативниками. По-дружески меня брали с собой, иногда давали прокурорский кольт, образца 1837 года… Трупы вскрывал, чаще всего, где придется: в глухой тайге, на вырубках, на берегу и островах Тихого Океана…

Ну, да я сильно отвлекся от главного героя рассказа ― последнего из Ульгучье.

…Итак, мы впятером (не считая водителя-стрелка) выехали из города ранним, осенним солнечным утром. Все другу друга знали отлично, поэтому притирки никакой не было. Каждый прекрасно знал, куда и зачем едет. Вяло пошучивали друг над другом ― «Попрощался ли ты с женой?», «Кому достанется твой тулуп?» Об оперативном плане взятия преступников не было пока сказано ни слова, только участковый (да, добавлю, мужик он был ярко рыжий и конопатый, конопатым было все его тело, и все оно было покрыто рыжей шерстью, которая вылезала из-под воротника рубашки и сплеталась с огромной рыжей бородой (которую ему почему-то разрешили носить), ворчал, что его не послушали, что нужно было ехать ему одному и он все бы уладил…

– А мальца зачем с собой взяли? Доктора? Под пули! – Это он обо мне.

– Как зачем? ― невозмутимо отозвался Савчук. ― Ради спирта!

(Все в милиции и прокуратуре знали и любили спирт, который отводился на вскрытие трупов, и который я всегда возил с собой в энном количестве). Так, пронеслись мы через первые километры, залитой солнцем и еще совсем зеленой тайги. Старлей Коля, вечно в подобных ситуациях, чтобы скоротать дорогу, над кем-нибудь подтрунивал, но никогда не позволял подтрунивать над собой. Сейчас он выбрал своим объектом хнычущего участкового.

– Говорят, Прокопыч (участкового звали Гавриил Прокопович Проценко), ― начал Коля, ― ты валуны на своем участке в гравий превращаешь, кроша их о свой лоб…

– Нет, я их между ладошек растираю…, ― невозмутимо отмахивается от Коли участковый.