А. Сметанников - Опыты морально-психологические, философические, etc.

Властные отношения в социальном мире, выражаемые в прихотливой системе формальных и неформальных статусов – сложное производное от иерахических отношений на уровне прямых контактов в повседневности.

Я не может быть непосредственно вынесено в общение. Кроме того, что Я принципиально не вмещается во внешнее воплощение, оно ограничено в своем проявлении аналогич-ными притязаниями других Я. Иными словами, кроме затруднений, связанных собственно с бесконечностью и сокровенностью Я, т. е. внутреннего, есть препятствия, обусловленные неизбежным столкновением интересов воплощения различных Я на участке контактов, т. е. их взаимным сопротивлением. В этом плане эффективность «самовыражения» нередко обратно пропорциональна духовному потенциалу.

Непонимание есть в известном смысле форма защиты и нападения, как проявление предпочтения личностных интересов собственных – интересам другого. Непонимание есть непризнание, отрицание. Мера понимания другого определяется как уровнем интеллектуального, и вообще духовного, развития, так и ситуацией в отношениях. В этом аспекте развитие интеллекта лишает защитной ограниченности, как тупости в восприятии и, так сказать, неторопливости в приятии Я другого. Поэтому люди, принадлежащие обыденности, предчувствуют – вполне обоснованно, – в расширении кругозора и в моральном росте опасность: риск подрыва иерархической устойчивости в кругу духовно косных других, всегда готовых корыстно, не отвечая взаимностью, воспользоваться беззаботно предоставленным вниманием. Отсюда преимущество сосредоточенной на собственных непосредственных жизненных интересах – «крепко сидящей на себе», по выражению Ницше, – посредственности перед беспечно открытым для другого «объективным человеком».

Основание уверенности в себе, самоуважения, чувства собственного достоинства, приятия себя, самодовольства (различие между самоуважением и самодовольством – это отдельная тема), т. е. вообще положительности самоотношения, представления о себе – «тонус», жизненность, интенсивность внутренней жизни. Либо я, по словам Шопенгауэра («В дополнение к этике»), «пуст и шаток», и опасаюсь оказаться разоблаченным в этом, стать «жертвою насмешки и игрушкою всякого мальчишки», – либо имею в себе некое самодовлеющее содержание, делающее меня «веским» и устойчивым в отношениях с другими и составляющее мое соответствие себе (identity) как причастность бытию. «Уверенность в себе» есть почти по определению уверенность в этом содержании, в равенстве себе во времени (т.е., до известной степени, в преодолении времени, стремящегося стереть всякое внутреннее тождество, в успешном противостоянии потоку становления, в усилии быть , причаститься бытию), но также и в способности утвердить это содержание в общении, где оно непрерывно подвергается сомнению, в котором испытываются его действительность, действенность, и связность. Итак, два момента экзистенции: самое содержание, и способность к сохранению и осуществлению его. Душа и характер.

Подавление Я неизбежно в природном порядке коммуникации. Ошибка Маркса и всех его предшественников и последователей в том, что они видят причину несправедливости лишь в экономической эксплуатации. Берут наиболее очевидный симптом иерархических отношений и приписывают ему значение их источника. Разоблачают иерархический характер отношений там, где он явно виден, где он достиг наиболее отчетливого внешнего оформления, институционального и правового, и не замечают его начала, коренящегося в сущности природной коммуникации. Эта ошибка и проявилась при социальном строительстве по марксовым «предначертаниям» (довольно смутным, впрочем).

Бубер, Проблема человека . Апеллирует к идеалу власти как духовного могущества (первое как следствие второго) и почти не говорит о реальности властных отношений. Понимание Ницше, – вместе с «дифирамбической патетикой» – куда ближе к исторической и эмпирической реальности власти.

«Проблема человека» видится Буберу то в сакраментальном космическом одиночестве (ужасавшем еще Паскаля), то в разрушении «органического» социума (воспетого романтиками, – и Тённисом вслед за Гирке). В целом, хотя в книге и встречаются замечательные места, эклектично и слишком отвлеченно, нередко – натянуто и выспренно, с изрядным налетом прекраснодушия, кое-где решительно уже маниловского. Построить балкон, чтоб с него Москву было видать, и чай там пить в приятной компании… Как бы славно!..