Ирене Крекер - Не забыть нам песни бардов. Цикл эссе

А этот мальчик, юноша грузин Булат Окуджава… Что он должен был испытывать, если родители – враги народа? Отец расстрелян, мать – на каторге… За что ему благодарить страну, родину? Или проклинать? Или предавать в душе родителей? Он ушёл на войну, может быть, чтобы смыть позор за родителей, избавиться от страха, разъедавшего душу… А мой отец вступил в партию, когда ему это сделать позволили, в 70-ые годы, незадолго до смерти. Он тогда так и сказал, что делает это ради детей, чтобы им, то есть нам, жилось спокойнее… О годах, проведённых под спецкомендатурой и на спецпоселении, родители с нами никогда не говорили…

В 1989-ом году Булат Окуджава пишет:

Это не единственные стихи, в которых Булат Окуджава пишет об отце. Есть ещё «Мой отец» («Он был худощав и насвистывал старый, давно позабытый мотив…»). Поэт упоминает о нём и в стихотворениях «Не слишком-то изыскан вид за окнами…», и в «О чём ты успел передумать, отец расстрелянный мой…». Более полувека носит он в себе боль, чтобы она, наконец-то, прорвалась в его творчестве. Полвека ощущение боли, которая сидит глубоко в подсознании мыслью: За что? Почему? Кто виноват?

Эти страшные годы Окуджава пытался забыть в течение всей своей жизни. Отсюда и повышенная ранимость души, которую он пытался скрыть от окружающих… Наверное, у него в детстве и юности, да и позже, было мало родных по духу, которые не обманут, не предадут, к которым он испытывал бы искреннее доверие. Это чувство мне тоже знакомо не понаслышке, а по болевым ощущениям.

Булат много читал, воспитание души происходило через литературу. Любимые писатели – Гофман, Лев Толстой, Юрий Нагибин, близкие по духу поэты – Александр Пушкин, Борис Пастернак. Думаю, что уход в мир литературных героев придал его взглядам романтичность, мечтательность, а позже оказал влияние на формирование философских взглядов и настроений. Интерес к чтению привёл юношу на филологический факультет университета. Он стал не таким, как все: на ступень выше сверстников по своему духовному развитию. Да и не только выше их, Булат Окуджава встал и над всеми, кто не дорос до его миропонимания. И эти, вторые, – не простили ему своей посредственности.

«Наверное, другой персонаж не вызвал бы такой полемики, – пишет Дмитрий Быков в книге „Булат Окуджава“. – Но Окуджава – случай особый: каждый чувствует его личной собственностью. С помощью сложных, сугубо индивидуальных приёмов… он создавал рамочные конструкции, в которые слушатель может поместить себя и свою судьбу – так сказать, пропитать его стихи, песни и даже прозу личными биографическими обстоятельствами. Каждый был уверен, что Окуджава поёт лично для него и о нём. Каждый – кроме тех, кто с первых звуков его песен и самого имени испытывал к нему необъяснимую, избыточную злобу, подобную той, какую ладан вызывает у чертей».

Знакомясь с многочисленными статьями о барде, общаясь с людьми, знавшими Булата Окуджаву, я поняла, что его талант как композитора и поэта современники признают или не признают, но никого его творчество не оставляет равнодушным.

* * *

А моё личное исследование личности и творчества Булата Шалвовича продолжается. Я пытаюсь понять, что давало ему силу подняться над своей израненной душой, встать вровень с эпохой и выстоять в борьбе с самим собой и с тем, что не давало ему покоя?

Может, это была сила музыки, поселившейся в нём ещё с детства и юности?

Читаю его «Уроки музыки», написанные им в 1985-ом году, и понимаю, что моё предположение недалеко от истины:

«Трудно сейчас представить, – пишет Окуджава, – как я всё это проделывал, как не отвалились руки, ноги. Я ли то был, тот кривоногий солдатик с оттопыренными ушами, выброшенный из домашнего убогого тепла прямо в ожесточённые пятерни сержанта Ланцова? Я ли то был?…