Шерри Тёркл - Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Во время первого кофе-брейка учителя проговариваются о том, чего не готовы были признать во время нашей официальной беседы:

Учащиеся не смотрят в глаза.

Они не реагируют на язык тела.

Они с большим трудом слушают. Мне приходится неоднократно перефразировать вопрос, чтобы ребенок смог ответить на него в классе.

Я не уверена, что ребята заинтересованы друг в друге. Такое впечатление, что у всех учеников есть те или иные признаки синдрома Аспергера. Но ведь такого не может быть. И эта проблема распространяется на всю школу.

Школа Холбрук не является заведением для детей с эмоциональными или когнитивными трудностями. Это частная школа; чтобы поступить туда, нужно сдать непростые экзамены. И вот руководство школы обнаруживает, что студенты, подающие надежды в плане учебы, развиваются не так, как этого от них ожидали. Ава Рид, завуч школы, говорит об этом со всей прямолинейностью: “Даже в девятом классе ученики неспособны взглянуть на проблему с точки зрения другого человека”. Многим учащимся, видимо, не хватает терпения, чтобы дать своим товарищам высказаться. Трое педагогов поддерживают завуча: студенты испытывают трудности с эмпатией, которая требуется для беседы – а в то же время беседой воспитывается.

Они общаются друг с другом посредством малозначительных комментариев (в сущности, говорят о мелочах жизни), обмениваются короткими, обрывочными фразами, словно это текстовые сообщения. Они сообщают о своих социальных нуждах, не терпящих отлагательств. Они друг друга не слышат.

Самое тяжелое – видеть, что они не замечают, как задевают чувства друг друга. Они обижают друг друга, но когда вы пытаетесь обратить на это их внимание, они попросту не могут представить себя на месте другого.

Мои ученики умеют создавать веб-сайты, но не способны разговаривать с учителями. Кроме того, учащиеся не хотят говорить друг с другом. Беседа стала для них обузой.

Поскольку Холбрук – маленькая частная школа, педагоги располагают достаточным временем, чтобы стать для учеников наставниками как в эмоциональном, так и в интеллектуальном смысле. Именно поэтому им нравится преподавать в школе Холбрук. Однако, по их собственному признанию, теперь им все сложнее выполнять свою работу так, как раньше. Они впервые почувствовали, что должны прямо и открыто обучать эмпатии и даже тому, как говорить по очереди. Один из педагогов убежден: “Эмоциональный интеллект должен стать отчетливо сформулированной частью нашей учебной программы”.

Преподаватели высказывают различные суждения о том, почему в последнее время происходят столь явные изменения. Возможно, когда их ученики росли, они предпочитали компьютерные игры книгам, вследствие чего их воображение не развивалось. Вероятно, компьютерные игры отвлекали их от детской площадки, где они могли бы совершенствовать свои навыки общения. Может быть, ребята перегружены учебой. Наверное, они недостаточно практикуются в общении, когда приходят домой. Видимо, их родители слишком заняты своими делами – в телефонах и компьютерах. Разговор с педагогами постоянно вращается вокруг технологий. Учитель истории подытоживает свои соображения о влиянии технологических факторов: “Мои ученики настолько зациклены на своих телефонах, что совершенно разучились уделять внимание уроку, или самим себе, или другому человеку, а также смотреть друг другу в глаза и видеть, что происходит”.

По мнению еще одной преподавательницы школы Холбрук, дружеские отношения учеников больше не носят эмоциональный характер, а превращаются в средство достижения целей. Похоже, в своих дружеских привязанностях ребята руководствуются тем, что другой человек может для них сделать. Педагог называет такие отношения “Кто меня прикроет?” По словам преподавательницы, в этих отношениях происходит следующее: “Вы пользуетесь [дружбой], а потом двигаетесь дальше”. Дружеские отношения по принципу “Кто меня прикроет?” являются лишь тенью дружбы – так же, как время, проведенное наедине с телефоном, является лишь тенью уединения. В обоих случаях вы получаете суррогат, внушающий вам мысль, что вы обрели то, чего на самом деле у вас нет. Возможно, такие суррогаты заставляют вас забыть о том, что вы потеряли.

Завуч Ава Рид приносит на встречу группы результаты небольшого упражнения (по сути дела, маленького эксперимента). Одна из должностных обязанностей завуча – руководить консультативными группами, примерно по двадцать учеников каждая. Рид попросила участников этих групп перечислить три качества, которые они хотели бы видеть в своем друге. Из более чем шестидесяти респондентов только трое упомянули преданность, заботу, доброту или сочувствие. Большинство учащихся хотели бы дружить с теми, кто может их рассмешить, сделать счастливыми. Вот что пишет один из учеников: “Когда я рядом с кем-то, я счастлив”. По словам Рид, она вынуждена сделать вывод, что эти учащиеся не понимают или не способны оценить всего того, чем может быть “лучший друг”. Ведь лучшие друзья – это не просто развлечение или гарантия, что человек не останется один. Лучшие друзья – те, кто для вас что-то значит. Это те, кому вы готовы открыться. Больше узнавая о них, вы узнаете о себе. Однако Рид отмечает, что эти уроки сложно усвоить в интернете.