Книжка способна творить еще и не такие чудеса. После того, как вышли в свет «Страдания юного Вертера» Гете, в Европе началась эпидемия самоубийств: именно так, подражая Вертеру, молодые люди во цвете лет доказывали свою способность к великой любви.
Рыцарская любовь
В заключение — о знаменитой рыцарской любви, которая немало послужила запутыванию вопроса. Морализирующие дяди и тети постоянно ставят ее молодежи в пример. В расхожем представлении рыцарская любовь по своему содержанию то же самое, что и отношения наших, современных молодых людей, только покрасивее. Однако если изучать ее не по душещипательным романам вроде «Айвенго», а по научной литературе, то выясняется, что ничего заслуживающего восхищения в ней нет и что содержание ее никак не может служить образцом для наших современников.
По истории рыцарской любви имеется отличная научная работа, опубликованная еще в 1909 году. Это большая, прочно забытая статья известного филолога академика В.Ф. Шишмарева «К истории любовных теорий романского средневековья». Гораздо более поверхностную статью его учителя А.В. Веселовского «Женщины и старинные теории любви» вспоминают и даже издали в виде отдельной брошюры, а Шишмарева почти никогда не цитируют. И очень жаль. Восполним же это упущение.
«... Взгляды на любовь, ее оценка во вторую половину Средних веков связаны теснейшим образом с соответствующими воззрениями предшествующей эпохи.
Сущность этих традиционных воззрений определяется превосходно терминами “domnei” — “donnei”, обозначающих службу госпоже в феодальном смысле этого слова. “Domnei-donnei” заслонил собой “amor”, человеческое чувство со всеми его земными и неземными оттенками ...
Борьба за любовь выросла на почве ненормально сложившегося средневекового брака, являвшегося, по справедливому выражению Вернона Ли, простой “феодальной необходимостью” и не дававшего в силу этого в огромном большинстве случаев душевного удовлетворения вступавшим в него. Брак — сделка; следовательно, истинная любовь вне брака. Где же искать ее? Античный мир создал гетеру. Но средневековое общество было слишком сословным и слишком малообразованным, чтобы пойти этим путем. Любовь к девушке не решала вопроса, так как девушка рассматривалась исключительно как объект брака и до этого решавшего ее судьбу момента сидела взаперти. Оставался путь, который вел к даме, “domina”, т.е. замужней женщине. Обетованной землей ищущего сердца оказался, таким образом, адюльтер» {252}.
«Любовные отношения трактовались как вассальные, ибо последние были типичны для средневековья: дама — госпожа, сеньор. Но вассальная форма была в то же время и готовой формой идеальных отношений.
Феодальный порядок накладывал тогда свой отпечаток на всё: все общественные отношения представлялись в перспективе вассальности. Если на Христа смотрели как на главу феодального строя, если отношения человека к божеству понимались как отношения вассала к сеньору, и дева Мария рассматривалась как дама par exellence то, вполне естественно, и любовь к женщине трактовалась как служба вассала» {253}. То есть, рыцарь служил даме не из какого-то там утонченного воспитания, а, можно сказать, по привычке, не мысля себе иных, равных отношений.
Певец Элеоноры Аквитанской, Бернард из Вентадорна, не понимает любви без материального успеха, без внешней награды. «Томительно скучно, — говорит он, — все время просить даму, чтобы она сжалилась над своим поклонником». «Служба, которая не связана с наградой, и бретонские (т.е. тщетные) надежды превращают сеньора в простого оруженосца как по привычкам, так и по жизни». А потому «если дама заставляет своего друга просить слишком долго, он вправе покинуть ее» {254}.
Мало платишь — бросаю тебя. Т.е. на начальном этапе, когда рыцарская любовь проявлялась в наиболее чистом виде, не усложненном дальнейшим саморазвитием, она была чем-то вроде способа подзаработать, служа жене своего господина. В славные рыцарские времена подарки, получаемые от господина, не воспринимались как унижающие подачки, наоборот, рыцари их ждали, на них рассчитывали и заинтересованно обсуждали в своем кругу, кому что досталось и на что можно надеяться. А щедрость сеньора в раздаче подарков считалось его моральной обязанностью по отношению к своим вассалам.
На этом этапе мотивы физического наслаждения в песнях трубадуров еще слышны, хотя и довольно невнятно: «Вильгельм IX, Бернард и куртуазный Рамбальд Оранжский мечтают откровенно о физическом удовлетворении своей страсти» {255}. Правда, — предупреждает Шишмарев — под физическим удовлетворением они могли понимать совсем не то, что понимаем мы. «... Граф Пуату... молит о поцелуе... который спасет его от неминуемой смерти, и ликует по поводу полученного в дар от дамы кольца, символа союза и единения. В такие моменты Бернард говорит о себе как о рабе дамы, готовом исполнить малейший ее каприз, и мечтает о чести быть приглашенным в ее опочивальню, чтобы помочь ей разуться. Аналогичные пожелания высказывают и Арнальд де Марюэль, и Петр Видаль» {256}.
Читать дальше