Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

Моя мама свою семью не любила, не хотела вспоминать и уж точно не гордилась. Это было про ее обиды на мать, хотя фамилия-то родовитая и с богатой историей. Отец из еврейской семьи, бабушка по его линии навсегда останется для меня символом благородства. Обед на скатерти с «приборами», салфетками, обязательной сменой тарелок, чашками на блюдцах, вазочками и супницей, и все это в столовой, а не на кухне. Но главное не это. Никогда не помню ее ворчащей, жалующейся (хотя от кухни до столовой доходила она с большим трудом), не помню, чтобы ругалась, когда суп проливали на скатерть… Никогда (!) нытья, жалоб, скандалов, просто повышенного голоса. Еще помню не ее, отца, рассказы про войну, эвакуацию. Он рассказывал о своей маме с обидой: «Все везли драгоценности, водку, крупы, а она какие-то „дорогие сердцу вещи“, фотографии, не знаю, как мы выжили с ее непрактичностью!» Я понимаю его, но чувствую какую-то щемящую гордость.

Радость воспоминаний о бабушке портит воспоминание и о моих обидах на нее. На все мои вопросы о ее семье, предках она отвечала однозначно: не помню. Сначала я принимала это, потом расстраивалась, потом злилась, потом отец объяснил: «Забывали. Это было единственным способом выжить во времена репрессий. Меняли имена, фамилии и забывали». Позже уже удалось кое-что узнать от отца. Семья была большая, сильная.

Что это: предательство или героизм? Знаю одно, в выборе между двумя жертвами — прошлым или будущим — нет правильного решения, оно всегда индивидуально и всегда очень тяжелое и требует его (благородства), чтобы вынести сам выбор.

Простите мне великодушно мои пространные вступления. Говорила же — не знаю, как подобраться.

Итак: великодушие, мужество, сила духа, милосердие. А дальше все отрицания: без нытья, мелочности, потакания страхам.

И все это берется из ощущения принадлежности к чему-то большому, сильному, великому (заметьте — синоним большого). Среди отпрысков знатных родов тоже, как известно, попадаются мелкие души. Ведь суть не в знатности, а в Силе Рода.

Наверное, поняли уже, куда я иду.

Это, может быть, самая главная задача стариков — благородство. И весьма трудная. Где его взять в старости, если не было. Значит, надо браться за это как можно раньше.

До XX века благородство было семейно-родовым статусным качеством. Оно само по себе обитало в замках и больших домах, передавалось с семейной историей, воспитывалось с обучением. Люди «снизу» при желании поменять статус как-то выискивали его, взращивали отдельно. Благородство в первую очередь предполагало статус, кровь. А как качество оно означало наличие ценностей и принципов столь жестких, что мораль всегда перевешивала корысть, выгоду и само выживание. Соответственно, люди бедные, озабоченные вопросами выживания и самообслуживания, не имели благородства.

Возьмем литературу. У Шекспира, Толстого и Пушкина примеров полно. Собственно, большинство сюжетов строится на взаимодействии благородства с неблагородством. Потом была ломка общества, хорошо описанная Пастернаком, например, дальше и рядом я бы поставила Улицкую с ее, скажем, «Зеленым шатром» — гениально показаны метаморфозы благородства…

И вот постмодернист В. Пелевин — ни ценностей, ни любви, ни будущего, одни переживания, как выжить на пустом месте? Новая достоевщина. Ищите там благородство…

Одним из традиционных признаков благородства всегда было Служение.

Изначально это была преданность господину, который в свою очередь должен быть предан определенным моральным идеалам, в том числе Родине. История, особенно европейская, пестрит такими примерами. Вроде благородного Роланда, «преданного королю и родной Франции» (цитирую учебник истории) и погибшего после неудачного набега на мусульман. Преданность Господину и Клятве, таким образом, частично освобождала от моральных обязательств и мук совести.

Когда благородство Господина было сомнительным, служение переходило к Родине. Есть хорошая фраза: «Когда страна хочет послать мужчин на смерть, она начинает зваться Родина». Ибо мирная любовь к Родине доступна любому, но с благородством редко связывается. Нужна война, конфликт. Советский режим полностью убил любую возможность служения Родине. Но нельзя сказать, что на Западе или в Америке дело обстоит лучше.

Теперь, когда служить Господину невозможно, а мораль стала невероятно расплывчатой, как быть благородству?

Оно ищет приюта в Космосе.

Почему столь популярны космические сюжеты, одиссеи? Там у небесных рейнджеров, как у Стругацких, понятно, кто друг, кто враг, и благородство доступно, реализуемо.