Мария Жемчужникова - Воспоминания о московском антропософском обществе

Накануне Первой мировой войны Николай Бердяев писал: "В нашу эпоху есть не только подлинное возрождение мистики, но и фальшивая мода на мистику. Отношение к мистике стало слишком легким, мистика делается достоянием литературщины и легко сбивается на мистификацию. Быть немного мистиком ныне считается признаком утонченной культурности, как недавно еще считалось признаком отсталости и варварства" [1] СМЫСЛ ТВОРЧЕСТВА. (Первое изд. 1916 г.; цит. по второму изд.: Париж, 1985, с.335). . Свое резкое суждение Бердяев заключил следующим предсказанием: "…ныне оккультизм делается внешне популярным, вызывает к себе интерес в широких кругах и подвергается опасности стать модным. Оккультизм, по всей вероятности, есть и сила и мода завтрашнего дня" [2] Там же, с.345. . Много лет спустя, в 1940 г., в своей автобиографии "Самопознание", он назвал два главных течения начала XX века, связанные с мистическими и религиозными исканиями: "Одно течение представляла православная религиозная философия, мало, впрочем, приемлемая для официальной церковности. /…/ Другое течение представляла религиозная мистика и оккультизм" [3] САМОПОЗНАНИЕ, (Первое изл. 1949 г.; цит. по второму изд.: Париж, 1983, с. 186–187). . Бердяев сам испытывал влияние первого течения, в котором он играл заметную роль, но в нем была и тяга ко второму, особенно к антропософии, которой увлекались близкие ему люди, группировавшиеся вокруг московского издательства "Мусагет". Он хорошо был знаком с антропософией "и по книгам и по людям", перед тем, как он ее, так же как и ее "предшественницу", т. е. теософию, окончательно отверг в 1916 г. (см. "Типы религиозной мысли в России. I. Теософия и антропософия". — "Русская мысль", 1916, № 11, с. 1–19, вторая пагинация). Тем не менее, в "Самопознании" он должен был признаться, что "наиболее интересно [среди оккультных течений того времени] было течение антропософское. Оно увлекало более культурных людей" [4] Берляев . САМОПОЗНАНИЕ , ст.217. .

Задолго до формального основания русского теософского общества в Петербурге (17 ноября 1908 г.) и русского антропософского общества в Москве (20 сентября 1913 г.), в день положения краеугольного камня будущего антропософского "храма" Гетеанума в Дорнахе, влияние обоих течений уже было ощутимо в интеллектуальной и художественной жизни русского общества. Стоит упомянуть хотя бы о значимости теософии для художественной системы Александра Скрябина и Василия Кандинского (приверженцев движения) или важность теософско-антропософских мотивов в стихах Константина Бальмонта, Максимилиана Волошина и Вячеслава Иванова, не говоря уже о центральном месте антропософии в творчестве Андрея Белого, который стал читать теософскую литературу уже в 1896 г.

Давно существует сравнительно большая литература о русском религиозно-философском возрождении начала XX века. Теософия и ее разновидность, антропософия, равно как и другие, менее "респектабельные" оккультные течения того времени (спиритуализм, спиритизм, медиумизм, астрология и т. д.) еше ждут своих исследователей. (Историками русского женского движения совершенно игнорируется тот факт, что многие из участниц этого движения не только были связаны как с русскими, так и с европейскими оккультными течениями, но и сыграли там исключительно важную роль: назвать хотя бы Анну Павловну Философову.) Будущим исследователям предстоит столкнуться с немалыми трудностями и препятствиями. С закрытием обоих обществ в 1923 г. участники их ушли, так сказать, в подполье. Волна арестов и обысков толстовцев и теософов после убийства Войкова в 1927 г. [5] См.: "Хроники" (Аресты толстовцев). — "Социалист-революционер", 1927, № 1 (Мириж), С,23–24, и новая волна арестов антропософов весной 1931 г. рассеяли большинство их по ссыльным местам Советского Союза; немногие вернулись оттуда. Закрытие обществ в 1923 г. сопровождалось конфискацией библиотек и значительной части архивов (книги из этих библиотек продавались на Западе в тридцатые годы; судьба архивных материалов пока неизвестна). В бредовых условиях 1930-х годов стало более чем опасно держать у себя запретную литературу, особенно документы, касающиеся "юридической" стороны запрещенных организаций (членские списки, протоколы заседаний и т. д.). Можно надеяться, что кое-что было вовремя (т. е. уже в двадцатые годы) отправлено в верные руки на Запад: в "генштаб" антропософского движения в Дорнах, в английское отделение теософского общества, с которым русское отделение всегда было тесно связано. Возможно, кое-что уцелело в личных архивах и в государственных хранилищах. Но нужно думать, что очень многое, может быть, самое существенное, было невозвратно утеряно или уничтожено.