Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

Я родилась в 1890 году, и позади уже много прожитых лет. Самые ранние воспоминания о том, что меня окружало, столь отдалены, так несходны с миром интенсивного уличного движения и светящихся небоскребов за окнами, что напоминают скорее времена Средневековья.

Когда мысли возвращаются к моему далекому прошлому, я убеждаюсь, что календари — вещь условная, само по себе время ничего не значит, а события моего детства скорее похожи на волшебную сказку.

Рассказывали, что мое первое появление на публике происходило в золоченой карете, которую везли три пары белых коней. Карету сопровождали конные гусары в красных доломанах. Так я была доставлена в Зимний дворец для крещения. Меня нарекли Марией — как бабушку, супругу императора Александра II, и как мою тетю и крестную мать, супругу Александра III, в конце царствования которого я родилась.

Судьба, предназначившая мне столь необычное и величественное окружение, лишила меня вместе с тем нормального воспитания. Будучи ребенком, я не испытала радости жизни в настоящей семье, а оттого никогда не была способна понять значения и истинную ценность своего дома. За мной ухаживали, меня растили чужие люди, и даже если бы у меня были живы и мать, и отец, совместно ведущие свое хозяйство, это бы ничего не изменило: меня воспитывали в строгом соответствии со стандартами и правилами, которые существовали почти во всех дворах европейских монархов в конце девятнадцатого столетия.

Воспитанию как таковому придавалось мало значения: главным, по мнению моих наставников, было обучение началам православной веры и внушение норм нравственности. Все долгие, вяло текущие годы детства я провела — не столь фигурально, сколь буквально — в четырех стенах многочисленных дворцов. Меня преднамеренно держали в неведении относительно высокого положения, принадлежащего мне по рождению. В противовес тому великолепию и роскоши, которые меня окружали, со мной обращались достаточно просто.

Такая же простота требовалась от меня в отношениях с другими людьми, особенно низшими по положению. Меня учили кротости и скромности как христианским добродетелям, порядку, дисциплине и самообладанию как гражданским навыкам. От меня требовали смиренной покорности. Я была лишена всякой свободы действий, любое проявление воли или личной инициативы сразу же подавлялось. Это, несомненно, делалось для того, чтобы не допускать впредь чрезмерной независимости, которой в прошлом обладали члены царской семьи, что, как оказалось, таило много опасностей. Вместе с тем это отражало консервативные тенденции эпохи. Мне внушали понятия о долге, но никогда не говорили, как лучше выполнять обязанности, которые со временем окажутся на меня возложенными.

Об изъянах подобного воспитания и его пагубных последствиях, сказавшихся не только на мне, но и на других, облеченных высокой властью, еще не раз будет идти речь по ходу повествования. Мы в России могли бы использовать свое огромное влияние. Однако получилось так, что воспитание, которое нам давали, атрофировало наши наклонности, сужало кругозор. Я рано узнала пределы мне дозволенного и невыгоды своего положения, но пребывала в полном неведении относительно огромных возможностей, которые оно мне предоставляло, чтобы служить отечеству.

О моем образовании не заботились и давали мне весьма поверхностные знания. Меня часто перевозили с места на место, а потому учителя и наставники постоянно сменялись. И замена эта большей частью происходила не к лучшему; за редким исключением они были неинтересными личностями и излагали свои предметы тенденциозно и догматично.

Ребенок обучается в процессе общения с другими людьми, а у меня таких контактов было мало. Не было даже библиотеки, где я могла бы забраться с книгой в удобное кресло. Книжные шкафы всегда запирались, или же книги содержали одни статистические данные, и к ним никто даже не прикасался.

Воздействие обстоятельств обрекало членов императорской фамилии на некую обособленность, и, хотя их постоянно окружали люди, строй жизни семьи был чрезвычайно замкнут. Мне очень недоставало душевного общения, но никого это не заботило. Часы, когда у меня не было каких либо занятий, я проводила в одиночестве. К тому времени, когда меня вытолкнули во взрослую жизнь, я скорее была подготовлена для монастыря, чем для плавания по житейскому морю, и, чтобы избавиться от комплекса неполноценности, мне порой приходилось затрачивать много усилий.