Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

Бабушкин сундук всегда имел особую привлекательность для девушки. Сейчас мы можем взять на себя возрождение индивидуальности и стиля в одежде в противовес массовой безвкусице и пренебрежению. Важно, что стиль стареющих людей и стариков в основном должен быть нарядным и удобным, экологичным, национальным. Тогда и дети, «перебесившись», смогут вспомнить: «ой, такие были у моей бабушки…» — и захотеть нарядиться по-настоящему.

Смешно сказать, но про секс я забыла. Уже вроде думала — завершаю книгу, и вдруг ночью вспомнила: а секс-то! Вот она, старость! Решила его ради шутки вставить между бессмертием и смертью (может, кому увидится в этом философия) и опять же после контроля над рождаемостью… Да редактор все поменял местами.☺

Банально, но придется повторяться. (На самом деле, оказалось, он у меня довольно часто уже упоминается.) Секс социализирован и коммерциализирован, причем настолько, что выделить его уже вряд ли удастся. Секс полностью взят на службу рекламы и потребления всего и вся, от автомобилей до кремов, от лекарств до путешествий. И потому социум требует, чтобы он был. Причем единственное, зачем он не рекламируется, — это для продолжения рода человеческого.

Помните замечательный фильм по сценарию Аркадия Инина «Однажды 20 лет спустя» про многодетную советскую семью? К ним приезжают французские журналисты и спрашивают в том числе: «Как вы считаете, что нужно делать, чтобы было больше детей?» И папа — Кирилл (артист В. Проскурин) — смеется: «Ну, елки, что нужно делать…» Но это не переводится, вычеркивается из интервью.

Действительно, секс нужен теперь для всего, кроме детей, а потому лучше всего нам подходит стариковский секс.

Кроме того, социально непонятен феномен любви, в общем ее тоже официально нет, поэтому секс как выражение любви также почти изъят. Нет, не совсем, конечно.

Что остается? Старики / не старики с продленной «молодостью» при помощи денег, барахла, таблеток и операций, способные к взаимодействию с девками и парнями. То есть секс как товар идет в нагрузку/награду к остальным. Конечно, старики и раньше хотели молоденьких, но этот факт всегда был пугающим (Кощей) или высмеиваемым (старый царь). Сейчас же бес в ребре обязателен, как хорошая машина или часы.

Второй вариант — нестареющие женщины, «пожизненно секси».

Теперь давайте хотя бы попробуем отвлечься от социальных норм.

Для меня секс в старости — нечто вроде бега трусцой. Если есть партнер, с которым приятно, то можно, поскольку есть привычка тела, поскольку это привычный способ выражения нежности, любви, поскольку для здоровья полезно и никому не мешает. Но это очень личное, интимное, тсс…

Ну а если уж хочется поговорить, то с юмором.

Вот мне Астине Егорян прислала ссылку на «Википедию» про Деда Пихто, я прочитала, посмеялась и думаю (дословно): «Куда бы это вставить?» Ну и поняла сразу… Сейчас и вы поймете.

Итак, «Википедия»:

«Дед Пихто — персонаж русского диалогического фразеологизма (присловия, ответной фразеореплики), постепенно проникающий в массовую культуру.

Основная, наиболее свернутая форма данного диалогического фразеологизма выглядит так: „— Кто? — Дед Пихто!“

Филолог Г. М. Мандрикова отмечает, что функция фразеореплик-ответов на вопросительные слова заключается в отклонении вопросительной реплики как неуместной и часто употребляется при нежелании отвечать на поставленный вопрос. Кроме того, ответные фразеореплики зачастую служат для замены табуированной непристойной лексики, то есть выполняют функцию эвфемизмов.

По одной из версий, „Дед Пихто“ является эвфемической заменой слова, обозначающего половой член человека (корень слова „Пихто“ образован от глагола „пихать“, окончание образовано для поддержания рифмы к местоимению „кто“, слово „дед“ акцентирует мужское начало). Это подтверждается и нередким в старых публикациях написанием слова „пихто“ со строчной буквы: „дед пихто“ или „дед-пихто“, то есть как указание роли, а не имени.

В романе Евгения Лукина „Катали мы ваше солнце“ (1997), написанном в жанре иронической фантастики, в качестве персонажа выведен „старый дед Пихто Твердятич“».

Однако в процессе широкого употребления первоначальное непристойное значение этой фразеореплики стерлось. Созвучие с названием дерева «пихта» способствовало «легализации» образа, постепенно вышедшего за пределы «своего» фразеологизма.