Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

Отношение к Одиночеству в связи со старостью интересно. «Одинокая старость — всем бедам беда». Почему? Именно к старости мы должны подойти подготовленными к одиночеству.

«…Полковник Аурелиано Буэндиа едва ли понимал, что секрет спокойной старости состоит в том, чтобы войти в достойный сговор с одиночеством» (Г. Г. Маркес).

Старость может и должна быть одинокой! Развлекающийся в тусовке старик — нонсенс, казус. Заметим также, что, как бы старик ни развлекался, он все равно одинок, будь то бабушка, окруженная внуками и подругами, или человек избегающий старости по любому из «грустных сценариев» (хоть Дориан Грей, хоть Дон Кихот…).

Старики взращивают мудрость, храня ее, отвечают за нее. Как можно делать это не в одиночестве. Да, хорошо, когда у них есть возможность поделиться ей. Однако возможность редкая и не мешающая одиночеству.

Одинокая старость — норма и, может быть, даже мечта для тех, кто обрел себя, полюбил одиночество:

И потому безразличен к количеству окружающего народа и внимания:

Итак, чувство, что ты один.

Одиночество становится экзистенциальной проблемой тогда, когда это вовсе не одиночество, а изоляция. Отличие здесь в проницаемости границ.

Одиночество крепко связано с понятиями Путь и Ответственность, которые, по моему убеждению, не бывают коллективными и при этом не бывают ограниченными.

«Одиночество — это независимость, его я хотел и его добился за долгие годы. Оно было холодным, о да, но зато и тихим, удивительно тихим и огромным, как то холодное тихое пространство, где вращаются звезды» (Г. Гессе).

Холод — один из символов одиночества — почему? Видимо, ему противостоит тепло человеческого общения… Видимо, это из древности — генетическая память. Кучкой, семьей согреться легче.

Старики мерзнут. «И весною кутается в плащ». Конечно, не только от одиночества, просто двигаются мало, кровь плохо гоняется по сосудам. Гиппократ и Аристотель считали, что сама суть старости — истаивание запасов внутреннего природного жара, тепла.

Но тем не менее… Холодное одиночество. Только гений Гессе готов сравнить его с холодом бесконечного Космоса и противопоставить в некотором смысле суетливой маленькой Земле.

Для меня одиночество где-то посередине между понятиями «изоляция» и «единство». Изоляция — это когда человек по каким-то причинам отделяется от других людей, будь то попадание на необитаемый остров или в чуждую среду или просто из-за скверного характера.

Единство — это когда из настоящего сильного переживания, проживания одиночества как себя, личной ответственности, познаешь единение со всем и вся в этом мире… Привычное наше одиночество мечется где-то посередине в муках и тревогах. Оно порождается не столько волей и способностью, сколько страданиями и страхами. И тогда оно хотя и становится родным, порой приятным, порой достойно выглядящим… однако скорее изоляция.

Одиночество, проживаемое по-настоящему честно, неизбежно становится Свободой и Единством.

Джером Дэвид Сэлинджер — один из самых известных и влиятельных писателей в мире. Умер в 2010 году в возрасте 91 года. За последние 45 лет не опубликовал ни строчки.

«Фигура Сэлинджера-затворника стала символической — то ли мудрец, то ли безумец, отказавшийся от суеты ради бессмертия» (здесь и далее по газете «Еврейское слово». № 5. 9–15 февраля 2010). Здесь же публикуется пересказываемый Анатолием Нойманом рассказ американца, прочитавшего в прошлом веке «Над пропастью во ржи» и решившего во что бы то ни стало увидеть автора. Спустя годы в возрасте двадцати с чем-то он поехал в Корниш и долго пытался достучаться (участок был обнесен глухим забором от докучливых посетителей). «Неожиданно ему открыл Сэлинджер. Не сказал ни слова, пошел под навес, тот за ним. Так без звука они постояли несколько минут. Дождь утих, парень пошел к воротам, вышел, Сэлинджер за ним закрыл. Все. Рассказчик закончил: „Это был лучший день в моей жизни“».