Дмитрий Казаков - Человек языкатый

Есть способ превращать непереходные (глагол, при котором не обязателен объект действия) глаголы в переходные и обратно… опять же с помощью аффиксов.

К примеру, vazam («начинать») элегантным движением с помощью инфикса -n- становится глаголом vaznam («представлять кого-то кому-то). Если мы применяем инфикс для уже переходного глагола, то интенсифицируем его значение: sanam – sannam («восхвалять» – «горячо восхвалять»). Обратный процесс требует инфикса -z- : глагол balam («обновлять», «оживлять») становится непереходным глаголом balzam («жить»).

Синтаксис белейбелена во многом напоминает арабский и, соответственно, отличается от персидского или турецкого: обязательно маркируется число и определенность-неопределенность существительного; подлежащее строго располагается перед сказуемым. Общей чертой для всех четырех языков является то, что в них можно пропускать местоимения, поскольку субъект действия прекрасно определяется по форме глагола, и обильное, не раз уже упомянутое использование аффиксов.

Вернемся к лексикону.

На первый взгляд словарь белейбелена выглядит так, словно его сконструировали на пустом месте. Но если приглядеться, то можно обнаружить следы языков-источников: например, префикс b- (переводится как «в») близок к арабскому bi- , слово dāt («источник», «исток») – прямая калька с арабского dāt («сущность»), как и jam («все»). Если же приглядеться еще внимательнее и покопаться в ассоциациях, то можно найти, что многие слова имеют параллели в суфийской мистической поэзии, в ее метафорах, иносказаниях и синонимах. Вот арабская буква mim , которую в стихах часто сравнивают с маленьким, исполненным милости ртом… и как же будет «рот» на белейбелене?

Правильно – mim .

Слово pir («зеркало») не отличить от персидского pir , хотя тут оно означает в первую очередь «суфийский мастер, шейх» и только во вторую, метафорически – «зеркало ученика». Наверняка создатель конланга спрятал в своем языке десятки таких параллелей, доступных мистику с Ближнего Востока, но способных ускользнуть от внимания даже опытного востоковеда, если он не посвящен в суфийскую традицию; заложил основу для игры словами, значениями, для выражения тонких оттенков смысла.

Использовалось ли все грамматическое и лексическое богатство белейбелена кем-то, помимо Мохьи Гёльшани? Или этот мистланг так и остался интеллектуальной игрушкой для одного или двух (если допустить, что язык создал все же Фазлаллах Астарабади в XIV веке) суфиев?

Ответа на эти вопросы у нас нет.

Но в любом случае это первый известный нам конланг всего обширного мусульманского мира и всей громадной Азии, и свергнуть его с пьедестала смогут только новые находки.

Как язык связан с мышлением?

Очень даже тесно – ответит кто угодно, от простого слесаря до профессора лингвистики. Пусть мы обычно не задумываемся, как именно мы мыслим, этот процесс большей частью (хотя и не всегда) происходит с помощью языка, особенно там, где речь идет о накоплении знания и его передаче.

Но насколько хорошо годятся естественные языки для того, чтобы на них думать и обмениваться информацией, особенно о вещах не самых банальных?

Это вопрос несколько более сложный, но ответ… не очень хорошо годятся.

Каждый естественный язык содержит множество нелогичных, сбивающих с толку элементов. В любом языке есть омонимы, то есть одинаково звучащие слова, имеющие разное значение, есть избыточные на первый взгляд конструкции, которые только затемняют смысл, есть ограничения, мешающие выразить то, что так хотелось бы выразить и ни с чем не перепутать.

Этот факт осознали достаточно давно, как и необходимость создания языка, этих недостатков лишенного, логичного и стройного, на котором могли бы общаться ученые разных стран.

В начале XVII века Рене Декарт, философ и мыслитель, писал о необходимости создания языка, «который был бы очень легок для изучения, произношения и письма и, что самое главное, который бы мог помогать суждениям… так что было бы почти невозможно ошибиться» [13] Цит. по: Свадост-Истомин Э. П. Как возникнет всеобщий язык? – С. 80. .

Современники Декарта начали активно придумывать подобные языки, называемые «философскими», возникла даже настоящая мода на них. Завершилась история конлангов этого типа лишь в начале ХХ века, когда преподобный Эдвард Фостер из Огайо предложил миру язык Ро . Но на смену философским языкам явились придуманные с той же целью наречия, построенные на основе достижений современной лингвистики.