Дмитрий Казаков - Человек языкатый

© Казаков Д. Л., текст, 2020

Что такое человек?

Старый мудрый Платон на этот вопрос ответил так: «Двуногое животное без перьев». Не менее старый и не менее мудрый Диоген в ответ на это ощипал петуха, показал его коллеге-философу и заявил: «Вот твой человек!»

Двуногое? А то!

Без перьев? Именно!

Значит – человек.

Да, хомо сапиенс сапиенс – уникальное живое существо даже на фоне близких родичей: у него нет волосяного покрова на теле, большой палец противопоставлен указательному, а в глазах имеются белки (у шимпанзе такое иногда встречается, но скорее как исключение). Но ведь на самом деле любое живое существо неповторимо: гремучие змеи, например, «видят», а точнее, чувствуют тепловое излучение, у слона есть хобот, летучие мыши пользуются ультразвуком, а кит может провести под водой столько, сколько нам и не снилось.

Как же отделить человека от всех прочих населяющих Землю существ: ползающих, плавающих, летающих и ходящих по ней?

Есть у нас особая штука, которой не имеется больше ни у кого, – коммуникативная звуковая система исключительной сложности, и благодаря ей мы создали такие примочки, как цивилизация и культура. Именуется эта полезная древняя штука языком. Не зря американский психолог Олвин Либерман сказал: «Speech is special», что с учетом контекста переводят обычно как «речь (видо)специфична».

«Но как же так! – воскликнет образованный читатель. – Животные тоже говорят! Дельфины там, пчелы, обезьяны…»

В определенном смысле он будет прав: многие виды обладают так называемыми СКЖ – системами коммуникации животных. Птицы щебечут и чирикают, волки завывают, гиббоны поют, лягушки квакают, муравьи обмениваются химическими посланиями. Вот только почти все эти СКЖ очень далеки от языка и сводятся к сигналам трех больших видов:

– связанные с выживанием;

– связанные с размножением;

– социальные сигналы.

С помощью СКЖ можно сообщить о том, что рядом хищник, о готовности к спариванию или о том, что данная территория занята, то есть «прокричать»: «Иди прочь, чужак!»

Сигналы СКЖ передают информацию, но главное их назначение – манипулятивное, они предназначены для того, чтобы вызвать у того, кто их получает, определенное поведение. В случае с языком все наоборот, он в первую очередь передает информацию и лишь во вторую является средством манипуляции [1] Это личное мнение автора, с которым вряд ли согласились бы Р. О. Якобсон, Ч. Фергюсон и многие другие лингвисты-теоретики. Дело в том, что любой акт общения, помимо передачи фактов, обычно выражает мнение говорящего и воздействует (или пытается воздействовать) на адресата. Именно поэтому А. А. Реформатский вслед за И. П. Павловым называет наш язык второй сигнальной системой в противопоставление первой сигнальной системе животных, передающей как раз таки «голую» информацию. – Прим. науч. ред. .

Кроме того, СКЖ сосредоточены на «здесь-и-сейчас», они не позволяют обсудить вчерашний дождь или рассказать о планах на завтра или о том, что ты видел год назад у реки. Говоря умными словами, у СКЖ отсутствует языковое свойство «перемещаемости» или «смещенной референтности». На самом деле отсутствуют и многие другие, присущие языку свойства, например «открытость» (из ограниченного числа исходных единиц можно строить неограниченное количество сообщений) или «рефлексивность» (возможность описывать язык с помощью языка).

Но «перемещаемость» – главное отличие.

Да, она в некоторой степени присутствует в СКЖ муравьев и пчел, но ограничена исключительно пищевыми вопросами – можно сообщить, где, в каком направлении и на каком расстоянии находится потенциальная еда, и позвать сородичей за собой, но не более того.

Как и когда именно человек выделился из ряда других животных благодаря языку, не совсем ясно. Нам неизвестно, один был протоязык или несколько, – очевидно только, что все это возникло во тьме первобытности и что именно благодаря языку мы из этой первобытности выбрались.

Мы говорим «язык» – подразумеваем «человек», говорим «человек» – подразумеваем «язык», поэтому наш вид можно было бы поименовать не только «человеком разумным», но и «человеком языкатым». Для нас нет ничего более естественного, чем этот самый язык, – мы все свободно пользуемся им и не мыслим жизни без него.