Дмитрий Тараторин: Русская власть. Опыт деконструкции

© Тараторин Д. Б., текст, 2020

© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2020

Идея мистической империи, на самом деле, рождается на Руси задолго до концепции «Третьего Рима». Но каков ее генезис? Что скрывается за «псевдо-византийской» вывеской?

Мнение, что органичное развитие Руси по модели европейских государств было прервано вторжением монголов, очень резко и безапелляционно было выражено в свое время еще Карлом Марксом: «колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов».

Известный американский исследователь Ричард Пайпс в своей работе «Влияние монголов на Русь: «за» и «против». Историографическое исследование» так объясняет острую актуальность этого вопроса и в наши дни: «В центре дискуссии, растянувшейся на два с половиной столетия, оказался принципиально важный вопрос о природе русского политического режима и его происхождении. Если монголы никак не повлияли на Россию или если это влияние не затронуло политической сферы, то российскую приверженность самодержавной власти, причем в самой крайней, патримониальной, форме придется объявить чем-то врожденным и вечным. В таком случае она должна корениться в русской душе, религии или каком-то другом источнике, не поддающемся изменениям. Но если Россия, напротив, заимствовала свою политическую систему от иноземных захватчиков, то шанс на внутренние перемены остается, ибо монгольское влияние может со временем смениться на западное».

Для самого Пайпса сомнений нет: «Совокупность представленных фактов ясно дает понять, что в споре о монгольском влиянии правы были те, кто высказывался за его важность».

И, да, нельзя не согласиться с Пайпсом и в том, что тема важна, и в том, что влияние монголов несомненно. Тем не менее, ситуация сложнее. Дело в том, что поворот к самодержавной власти на Руси начался еще в 1154 году. То есть за 84 года до вторжения на Русь армии хана Батыя. Именно в этом году Андрей Боголюбский совершает деяние, которое резко порывало со всей прежней властной традицией.

«В лице князя Андрея великоросс впервые выступал на историческую сцену», – считал Василий Ключевский. «Революция» Андрея Боголюбского – отказ от «киево-центричной» модели. Он начинает строить независимое государство на Северо-Востоке Руси. Созидает он его на новых строго «самодержавных» принципах, что входило в противоречие с существовавшими тогда своеобразными представлениями о «разделении властей» (вече, дружина, князь).

Сразу уточним, и был, и есть соблазн объяснить «своеобразие» политического мышления Андрея тем, что в нем ханская половецкая кровь «взыграла». Ведь мать Боголюбского была дочерью хана Аепы. Но это объяснение будет неадекватно, поскольку, во-первых, таких полу-половцев среди русских князей было предостаточно. А во-вторых, мы слишком мало знаем о самой половецкой политической культуре. Впрочем, очевидно, что никакой централистской империи у них не было и в проекте.

Во имя реализации своей государственной доктрины Андрей, вопреки воле своего отца Великого Князя Юрия Долгорукого, покидает Вышгород, расположенный неподалеку от Киева, в котором княжил тогда Юрий. Последний всю жизнь стремился захватить этот город – символ верховной власти. Но Андрея интересует уже не просто власть, как таковая, но власть абсолютная. Поэтому он уезжает на родной для него Северо-Восток, чтобы там воплотить в жизнь свои представления о надлежащем государственном устройстве.

По мнению Ключевского, в Ростовской области всеми делами заправляли две аристократии, служилая и промышленная. «Обе эти аристократии встречаем в Ростовской земле уже при Андреевом отце Юрии; но Андрей не поладил с обоими этими руководящими классами суздальского общества. По заведенному порядку он должен был сидеть и править в старшем городе своей волости при содействии и по соглашению с его вечем. В Ростовской земле было два таких старших вечевых города – Ростов и Суздаль. Андрей не любил ни того, ни другого и стал жить в знакомом ему смолоду маленьком пригороде Владимире на Клязьме, где не были в обычае вечевые сходки…»