Дмитрий Тараторин - Русская власть. Опыт деконструкции

Даже княжение святого Владимира проходит как смена мирских сует, не оставив следа.

Но всего сильнее переживается Борисом мысль о мученичестве: «Аще кровь мою пролиет, мученик буду Господу моему», – эти слова он в «Сказании» повторяет дважды…

Убийцы уже в шатре, а последние слова святого все те же: «Слава Ти, яко сподобил мя убежати от прелести жития сего лестного… сподоби мя труда святых мученик… Тебе ради умерщвляем есмь весь день, вмениша мя, яко овна на снедь. Веси бо, Господи мой, яко не противлюсь, ни вопреки глаголю».

Федотов показывает, таким образом, что идеалом Руси, почему и именовалась она Святой, было бескомпромиссное стремление в Царство Божие. Потому и дороги были русскому сознанию образы князей-мучеников Борис и Глеб, что самоотречение их было максимальным. Не от какой-то вообще жизни, но от жизни максимально насыщенной, максимально сладкой. Они отрекались от жизни царской во имя Жизни в Царстве.

Андрей же желал создать проекцию этого Царства на его «Новый Израиль». То есть «царство Божие» на земле – первый вариант сквозной русской утопии.

Но он опирался здесь на авторитет не только Бориса и Глеба, но и самого Владимира Крестителя. Первое наше богословско-политологическое произведение – «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона. И он сразу же формирует повестку на века – христианство у нас – от князя. Князь – наш апостол. Так и начинает складываться представление о священном статусе русской власти.

Иларион пишет: «Хвалит же хвалебным гласом римская страна Петра и Павла, от них уверовавшая в Иисуса Христа, Сына Божия, Асия и Эфес, и Патмос – Иоанна Богослова. Индия – Фому, Египет – Марка. Все страны, и города, и народы чтут и славят каждый своего учителя, научившего их православной вере. Похвалим же и мы, по силе нашей, малыми похвалами, великое и дивное сотворившего, нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих и ныне победами и силою поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».

Здесь сразу и возвеличивание Русской земли, как «всемирно» известной, и приравнивание Владимира к самим апостолам Христовым.

Иларион продолжает: «И вышел из купели убеленным, став сыном нетления, сыном Воскресения, имя приняв вечное, именитое в поколениях и поколениях – Василий, коим вписан он в Книге Жизни, в вышнем граде, в нетленном Иерусалиме. После того, как это произошло, не оставил он подвига благоверия, не этим только явил сущую в нем к Богу любовь, но подвигнулся дальше, повелев по всей земле своей креститься во Имя Отца и Сына и Святаго Духа и ясно и велегласно во всех городах славить Святую Троицу, и всем стать христианами: малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простолюдинам, богатым и бедным. И не было ни одного, противящегося благочестивому его повелению. Да если кто и не любовью, то из страха (перед) повелевшим крестился – ибо было благоверие его с властью сопряжено. И в одно время вся земля наша восславила Христа с Отцом и со Святым Духом».

Мысль о внедрении праведности через «страх» аукнется в «мероприятиях» Ивана Грозного. Но до этого еще целая эпоха. Впрочем, корневые идеи времени неподвластны. Из них произрастают плоды и «цветы зла».

Впрочем, даже с самим превозносимым Иларионом Ярославом («Мудрым» он прозван историками XVIII века), которого летописцы сравнивают с царем Соломоном, не все ясно. Сомнения возникли, когда к «делу» об убийстве Бориса и Глеба были приобщены вновь открывшиеся показания.

В Борьбе со Святополком за киевский престол Ярослав опирался на наемную варяжскую дружину. Скандинавы имели обыкновение слагать о своих геройских деяниях саги. И похождения этой «бригады» на Руси также были «задокументированы» сказителями. О них повествуется в «Пряди об Эймунде», которая входит в состав «Саги об Олаве Святом».

Согласно этому источнику, конунг Эймунд сотоварищи прибывают в «Гольмгардию, к Конунгу Ярислейфу», то есть, в Новгород к Ярославу. Эта информация вполне согласуется и с русскими летописями. Они нанимаются к князю на службу. При этом сага доносит до нас весьма характерные подробности – требования Эймунда и ответы Ярослава, именуемого Конунгом: