К сожалению, еще один мрачный вывод – внешний враг необходим для появления группового альтруизма и также необходим для его усиления.
Общечеловеческая ксенофобия является прямым проявлением парохиальности. Чем более четко очерчены границы группы, тем более выражена ксенофобия и тем чудеснее кажутся отношения внутри группы по сравнению с менее сплоченными. Всем нам знакомо это легкое чувство зависти при виде объединенной по национальному или профессиональному признаку группы людей, которые помогают друг другу, заботятся друг о друге. Всем нам хотелось бы оказаться в атмосфере такой отзывчивости и взаимопомощи. Что ж, плохая новость – чем явнее очерчена граница группы, тем менее ее члены склонны так же хорошо относиться к представителям других групп. Люди объединяются в национальные землячества и заботятся друг о друге, но внутри землячеств вырастают криминальные кланы, которые не видят ничего зазорного в том, чтобы убивать представителей других групп: итальянская мафия, мексиканские банды, цыганские группы аферистов, исламские террористы… Объединение не обязательно происходит по национальному признаку – профессиональные воры организуют братства и фонды взаимопомощи, придерживаются кодекса справедливости, тем не менее в основе лежит понимание, что красть у всех остальных – это хорошо.
Итог: парохиальность можно назвать мрачным фундаментом светлого альтруизма.
Действительно ли справедливость – универсальное человеческое чувство, сердцевина нашей морали, принцип, действующий под контролем сознания, но открытый для параметрического переключения под влиянием местной культуры? [75] Хаузер М. Д. Мораль и разум. М.: Дрофа, 2008.
Марк Хаузер
Чувство справедливости нужно рассмотреть потому, что оно имеет прямое отношение к нравственности. К сегодняшнему дню эволюционисты объяснили происхождение многих человеческих черт. Например, к базовым регуляторным механизмам сотрудничества относятся зависть, отвращение, имитирование… Вышеперечисленные качества эмоционально-интуитивны, и мы не склонны задумываться над их смыслом. Справедливость же стоит особняком. По какой-то причине она сверхважна, и мы строим сложные философские схемы ради ее обоснования. Каждый свой поступок мы подаем так, чтобы он выглядел справедливым. Ради справедливости люди готовы жертвовать многим, подчас всем. Под флагом справедливости проходят революции и семейные скандалы, и любая, даже самая вероломная и бесчестная война сопровождается демагогическими спекуляциями о том, что она «справедлива».
Споры о происхождении справедливости тянутся тысячи лет. Исходя из принятых критериев справедливости люди строили тот или иной общественный уклад. Человечеству нужно было определить истоки справедливости, чтобы понять ее механизм и установить «по-настоящему справедливые» правила. Платон считал, что добродетель и справедливость исходят из познающего идеал разума и что справедливость индивидуума порождается правильным обществом. Справедливость по Платону – это соответствие своей сфере, своим способностям. Если справедливый (соответствующий) правитель учредит правильные законы, то справедливость восторжествует в обществе и в каждом человеке. Соответственно, справедливость правителя-философа определяется его мудростью, способностью понять «благо». За Платоном последовали Аристотель и стоики, определившие направление европейской философии в этом вопросе. Фома Аквинский утверждал, что справедливость устанавливается божественным законом. Декарт и Спиноза пытались математически обосновать справедливость. Они были уверены, что мораль можно обнаружить и сформулировать подобно законам естественных наук. Томас Гоббс пошел еще дальше и свел справедливость к договору. Чем более обширным и продуманным будет принятый обществом договор, тем ближе общество окажется к справедливости.
Иммануил Кант настаивал на разуме как источнике морали и справедливости. Он наконец-то подытожил европейские идеи этого направления – утверждал, что человеческий разум независим и потому способен самостоятельно определять законы природы и общества. Таким образом, Кант вывел разум человека из-под сверхъестественной власти божественной справедливости. Мораль и справедливость перестали зависеть от Бога, природы или мира идей. Только разум определяет законы – то, что разумно, становится законом. Отрицание права разума на формулирование законов равнозначно отрицанию существования морали и самого разума. Если закон сформулирован правильно, то он становится универсальным – императивом. У этого императива нет никакого «высшего» источника. Справедливость наступает тогда, когда общество признает императив, согласно которому совершаемый поступок будет в конечном счете оцениваться согласно тому, может ли он быть принят как образец для человечества.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу