Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Новые знания – очередные головоломки. Если организмы готовы вести себя по-разному, то как они определяют подходящую реакцию? Как они проверяют реакцию партнера? Как учитывается ненулевая сумма? Как часто готовы прощать и перезагружать сотрудничество? Каковы психологические механизмы успеха и поражения? Кроме того, обнаружилось, что, несмотря на то что для многих видов теория взаимного альтруизма полноценно описывала все случаи сотрудничества, у некоторых видов альтруизм работает по какому-то другому принципу – не реципрокному. Эти новые принципы еще ждали своего открытия. Животные – не примитивные программы. То, что хорошо работало в компьютере с конкуренцией за единственный ресурс, где сбои редки, а условия упрощены, не обязательно сработает в живом мире, многообразие которого не поддается осмыслению.

Суммируя, можно сказать, что, кроме подтверждения идеи взаимного альтруизма, огромная заслуга Аксельрода в том, что он доказал: чтобы победить в гонке, не обязательно идти по головам и работать локтями, не обязательно обыгрывать и паразитировать на остальных. Эгоисты не всегда побеждают альтруистов. Все зависит от ситуации: партнеров, частоты взаимодействий, честности… Оказывается, что на длинных дистанциях хорошие парни выходят победителями.

В эксперименте исследуемые объекты служат статистической единицей, и сложный механизм принятия решений остается «за кадром». Моделирование хорошо описывает простые взаимодействия, состоящие из 3–4 стандартных ответов, но оно совершенно не объясняет, что творится в сознании испытуемого. Мы бродили по лесу с завязанными глазами и, ощупав ближайшие кусты, подумали, что хорошо знакомы с местностью.

После математической прелюдии, объясняющей парадокс сотрудничества, мы подходим к самому интересному и непонятному этапу – психологии как таковой. Это привычное поле наших ощущений, но теперь мы с новым багажом.

После открытия реципрокного альтруизма наука планомерно устраняла одно сомнение за другим. Например, взаимно-альтруистичные отношения двух организмов объяснялись все тем же родственным отбором, так хорошо работавшим для объяснения стратегий насекомых. Родственные особи демонстрируют альтруизм внутри группы родственников, в этой группе могут встречаться все более дальние родственники, и в какой-то момент эта граница размывается и альтруизм проявляется ко всей группе, даже если в ней встречаются и неродственники. Это новое качество закрепилось и впоследствии стало проявляться даже в группах с большим количеством неродственников – там, где родственники уходят из группы, а чужаки приходят (как, например, у многих стайных хищников и приматов).

Допустим, что мы правильно представляем себе происхождение альтруизма у других животных. Даже не касаясь человека, очевидно, что альтруизм насекомых и птиц разный, что эмпатичный альтруизм млекопитающих совершенно отличен от всех остальных и, наконец, что внутри класса млекопитающих он тоже отличается. Сравнивая эти различия, мы видим, как альтруизм приобретал все более сложные формы.

Рассматривая сотрудничество, мы проводим параллели с насекомыми, птицами, млекопитающими. Строим модели и получаем ответы. Это большой соблазн – провести параллель дальше, к человеку. Однако оказывается, что альтруизм общественных млекопитающих нельзя загнать в примитивные схемы, так хорошо работающие на муравьях.

Первый удар по упрощенному взгляду на альтруизм был нанесен в тот момент, когда обнаружилось, что реципрокный альтруизм не всегда работает – он не может быть единственным объяснением. Притом что он присутствует практически у всех стайных животных, во многих ситуациях животные ведут себя непредсказуемо – против принципа реципрокного альтруизма. Например, в львином прайде встречаются львицы, отлынивающие от опасных обязанностей на охоте или при групповой защите территории. Казалось бы, они должны быть за это наказаны. Но нет. В подобных случаях работают какие-то другие механизмы.