Вячеслав Фаритов - Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Из всего сказанного не следует, однако, что можно ставить знак равенства между гегелевской философией и юнговской психологией. Отмеченные параллели не отменяют не менее существенных различий, в том числе и онтологического характера. Здесь мы имеем в виду уже отмеченную выше приверженность Юнга кантовским воззрениям на метафизическую природу миравоззрениям, несовместимым с гегелевской системой: «О сущности и об абсолютно сущем мы не знаем ничего. Но мы переживаем различные воздействия – через чувства «снаружи», через фантазии – «изнутри». Как мы ни за что не возьмемся утверждать, что зеленый цвет существует сам по себе, так же нам не должно бы прийти в голову, что переживание фантазии следует понимать как нечто сущее само по себе… Это выражение, видимость чего-то, скажем, неизвестного, но действительного». [579]

Наличия подобных убеждений достаточно, чтобы воспринимать гегелевское учение как абсолютно неприемлемое и подвергать его самой жесткой критике. Но чем же в таком случае объяснить столь значительное количество параллелей между гегелевской философией духа и юнговской психологией? Как должно было стать ясно из приведенных примеров, речь не идет о случайных и несущественных совпадениях. Вся конструкция юнговской теории (коллективное бессознательное, персона и самость) обнаруживает корреляцию с основными пунктами гегелевской диалектики духа – несмотря на разногласия метафизического порядка.

На наш взгляд, истоки всей этой коллизии следует искать в том решении, которое Юнг принял в молодости – в то время, когда возникший интерес к теологическим и философским проблемам побудил его обратиться к изучению философской литературы. Юнг вполне мог бы пойти по пути специфически философского решения этих проблем и стать философом. К. Ясперс, как и Юнг, получивший медицинское образование, стал одним из самых выдающихся мыслителей XX столетия. Но одно соображение удержало Юнга от такого шага: «Я стал понимать, что новые идеи, или даже старые, но в каком-то необычном ракурсе, можно было сообщать лишь посредством фактов. Факты долговечны, от них не уйдешь, рано или поздно кто-нибудь обратит на них внимание и вынужден будет признать. Я понял, что за неимением чего-то лучшего я лишь рассуждал, вместо того чтобы приводить факты, и я понял, что именно этого мне и недостает. У меня не было ничего, что можно было бы «взять в руки», более чем когда-либо я нуждался в чистой эмпирии. Я стал считать это недостатком философов – их многословие, превышающее опыт, их умолчание там, где опыт необходим». [580]

Юнг уловил распространенное в то время умонастроение позитивизма, свидетельствующее о кризисе спекулятивной философской мысли. Это побудило его обратиться от перестающей внушать доверие философской спекуляции к поиску фактов, которые значительно сложнее подвергнуть сомнению. Так Юнг встал на путь ученого-эмпирика и на протяжении всей своей творческой деятельности оставался верен критериям эмпирического исследования. Философскому дискурсу он предпочел научный психологический дискурс. Но проблематика юнговских изысканий сохранила тот изначальный импульс, который выходит далеко за пределы научного дискурса. Помимо специфически научных проблем Юнг затрагивает вопросы, исконно проходящие по ведомству философии. Решение данных философских вопросов он осуществляет средствами научного дискурса, сознательно сужая сферу обобщений и ограничивая возможные выводы узким горизонтом того, что может иметь фактическое подтверждение. Об этом свидетельствует и то обстоятельство, что значительная часть юнговской терминологии имеет специфически философское происхождение: бессознательное, архетип, самость, энантиодромия, трансцендентальная функция. Юнг – скрытый философ, устыдившийся того, что в век господства научной рациональности и веры в факты, он еще должен быть философом.

Чем же в такой ситуации должна представляться для Юнга система Гегеля? Гегель, один из самых спекулятивных философов, возвысивших философскую спекуляцию до уровня абсолютного духа, с презрением смотрящий на пиетет его современников перед фактами, – это полный антипод ученого-эмпирика. Используя юнговскую терминологию, можно сказать, что Гегель представляет собой один из аспектов тени Юнга. Персона Юнга – это образ исследователя, строго следующего канонам научного дискурса. Изначально присущая склонность к философскому мышлению при такой установке сознания неизбежно должна быть подвергнута вытеснению, образуя в бессознательном своеобразный комплекс alter ego, проецируемый впоследствии на Гегеля. Этим можно было бы, по крайней мере отчасти, объяснить столь резкие нападки на данного философа, – учитывая при этом, что в теории самого Юнга так много параллелей с Гегелем.