Вячеслав Фаритов - Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Читая «Философию духа», можно обнаружить множество предвосхищений более частных идей юнговской психологии. Укажем лишь на некоторые из них. Так, у Гегеля представлено немало замечаний о природе сна и сновидений, как возвращающих человека «назад из обособляющего расщепления направленной на внешний мир деятельности к субстанциальной тотальности и гармонии жизни». [573]Гегель предлагает трактовку душевной болезни, вполне соответствующую юнговском пониманию данного феномена: «в душевной жизни болезнь наступает тогда, когда чисто душевное в организме, освобождаясь от власти духовного сознания, присваивает себе функцию последнего, и дух, теряя власть над подчиненной ему душевной стороной, перестает владеть самим собой и низводится сам до формы чего-то душевного… То обстоятельство, что душевная сторона приобретает самостоятельность по отношению к духу и даже захватывает его функцию, возможно потому, что душевная сторона в такой же мере отлична от духа, как и тождественна ему». [574]Мы можем сопоставить этот фрагмент с описанной Юнгом ситуацией существования архетипа Анимы в качестве автономного комплекса, который в силу своей неосознанности и автономности, нарушает целостность психики, приводит к многочисленным конфликтам между сознательной и бессознательной установкой. В этом случае как раз и происходит то, о чем говорит Гегель: душевная сторона (Анима) приобретает самостоятельность по отношению к духу и захватывает его функцию – вместо того, чтобы служить функцией духа, функцией отношения Я к бессознательному.

Согласно Юнгу, неосознанная Анима, как и любой архетип в этом состоянии, может проецироваться вовне, на внешний объект. Проекция порождает болезненную зависимость индивида от этого внешнего объекта и одновременно способствует сохранению неосознанности собственных бессознательных содержаний. Один из важнейших моментов индивидуации заключается в снятии проекции и в осознании содержания архетипа как части своего внутреннего психического мира. В этом случае архетип утрачивает свою автономность и превращается в функцию, обеспечивающую целостность психики. В философском аспекте этот процесс был детально проанализирован Гегелем в его диалектике Entäußerung («овнешнение») и Erinnerung («овнутрение»). Разумеется, в пространстве философского дискурса дается более обобщенная, распространяющаяся на бытие всего сущего характеристика данного феномена: «Сознанию предмет является не как положенный посредством «я», но как непосредственный, сущий, данный ; ибо оно не знает еще, что предмет в себе тождествен духу и лишь через саморазделение духа приобретает видимость полной независимости». [575]У Юнга мы, конечно, не найдем таких глобальных обобщений (по крайней мере, представленных эксплицитно), но описание сущности процесса, на наш взгляд, обнаруживает достаточную степень сходства.

В гегелевской «Эстетике» можно также обнаружить предвосхищающую разработку такого центрального концепта юнговской психологии, как архетип. У Гегеля этому понятию соответствует пафос, под каковым он понимает «те всеобщие силы, которые выступают не только сами по себе, в своей самостоятельности, но также живут в человеческой груди и движут человеческой душой в ее сокровеннейших глубинах». [576]Пафос – это субстанциальное, нравственное, божественное начало, ставшее содержанием души и мотивом сознательной деятельности отдельного индивида. Подобно архетипу, содержание пафоса надындивидуально, оно не является продуктом его личной сознательной деятельности, но имеет коллективную природу. Но пафосом это содержание становится только тогда, когда оно актуализируется в сознании конкретного индивида. Точно так же архетипы Юнга представляют собой сверхличностные силы коллективной психики, которые активируются в сознании отдельных индивидов. Пафос и архетип способны полностью захватить и детерминировать сознательную установку отдельного человека, так что всю свою жизненную силу и психическую энергию он будет подчинять воплощению этого сверхличностного содержания. Однако захваченность одним архетипом или пафосом ведет к односторонности, следствием которой неизбежно становится энантиодромия, выступление противоположных начал (другого архетипа). Гегель анализирует этот процесс на материале греческой трагедии: «индивидуальное действие стремится при определенных условиях провести в жизнь такую цель или такой характер, которые при этих предпосылках, односторонне замыкаясь в своей определенности, законченной самой по себе, необходимо возбуждают против себя противоположный пафос, приводя тем самым к неизбежным конфликтам». [577]Подлинной целью как индивидуации (Юнг), так и диалектического становления духа (Гегель) является не одностороннее утверждение определенных нравственных сил, но их единство, которое Юнг определяет с помощью термина «самость». Для Гегеля в этом случае речь идет о субстанциальном: «Истинно же субстанциальное, которое должно обрести реальность, не есть борьба обособленностей… а представляет собой примирение, когда определенные цели и индивиды осуществляют себя в полной гармонии, не противореча и не нанося друг другу ущерба». [578]