Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Еще совсем недавно большинство русских историков утверждали, что маскулинность является беспроблемной, естественной, по существу движущей и «активной [силой]», обязательно гетеросексуальной и не формируемой политическими, административными или культурными средствами. Такие утверждения превалировали, несмотря на свидетельства о конструировании гендерных ролей, которые накапливались по мере развития академических исследований о русских женщинах. Мы еще плохо знаем историю формирования гендера у русских мужчин, хотя недавно некоторыми историками было показано, что восстановление военных структур до и после революционного переворота зависело не только от технических или идеологических новаций, но и от медицинских конструкций маскулинной идентичности 34. Исследования маскулинности в западных обществах подчеркивают роль политических и дисциплинарных практик в формировании респектабельных или гегемонистских мужских идентичностей и указывают на усиление государственной заинтересованности в ограничении и подавлении однополой любви между мужчинами как части этого процесса 35. Изучая однополую любовь между мужчинами в революционной России, мы можем перепроверить взаимосвязи между модернизацией маскулинности и «открытием» гомосексуала, выявленные вышеуказанными исследованиями.

Русские историки неохотно касаются вопроса однополой любви в собственной стране, но эта проблема часто привлекает внимание западных ученых (как в академических кругах, так и вне их), занимающихся геями и лесбиянками. Многие, если не большинство защитников геев, геевская журналистика и недавние квир-сообщения (queer-accounts) об отношении советских политиков к гомосексуальности продолжают отталкиваться от позиции новых левых, вознося хвалы революционному (или ленинскому) социализму, давшему геям свободу, и всячески проклиная «дегенеративный» или «бюрократический» сталинизм, вновь отнявший ее 36. Многие из этих литераторов касаются данной проблемы только ради критики коммунистических или социалистических движений в своих странах и не углубляются в анализ причин, приведших к таким переменам в русском обществе и культуре 37. Они подпитываются знаниями у фрейдо-марксистского секс-реформатора Вильгельма Райха (Reich, Wilhelm; 1897—1957), чья статья «Борьба за “новую жизнь” в Советском Союзе» («Der Kampf um das “neue Leben” in der Sowjetunion», 1936) представляет собой свод сведений, почерпнутых автором из различных источников, о том, как советская власть обрушилась на мужских гомосексуалов в 1933—1934 годах 38. В 1960-е годы новые левые заинтересовались идеями В. Райха и вновь привлекли внимание к его работе. Теоретики геев из левого движения опирались на нее, чтобы критиковать гомофобию при сталинизме и в европейских компартиях 39. Помимо В. Райха, постоянно цитируются официальные документы и словарные статьи о «гомосексуализме» из трех изданий Большой советской энциклопедии. Опираясь на эти источники, историки, литературоведы и квир-теоретики стремятся разобраться в природе сталинистского похода против гомосексуалов в 1930-х годах 40.

Историки геев и лесбиянок (за исключением С. Карлинско-го) мало что знают о сексуальности в России. Они ограничиваются изучением европейской сексуальной реформы и атак активистов геев на закоснелую гендерную политику левых на Западе. При этом упускается из виду особое положение России, относящейся одновременно и к Европе, и к Азии 41. Когда разговор заходит о России или Советском Союзе, исследование однополой любви сводится к анализу немногочисленных официальных источников. Дело дошло до того, что недавно один известный ученый вообще проигнорировал этот обширный и неоднородный регион 42. В результате историческая литература прошла мимо опыта громадной страны (в том числе населяющих ее малых народов) и ограничилась некоторыми хорошо известными личностями и эпизодами. Отсутствие сведений о противоречивом понимании секс-гендерного диссидентства в Российской империи и затем в Советском Союзе чревато большими пробелами в квир-исследованиях.

Однополая любовь обычно рассматривалась как болезненное состояние, даже если речь шла о целом регионе. Россия — великолепный пример (которым ранее пренебрегали) европейского общества с противоречивыми, размытыми взглядами на однополый эрос у различных народов и этнических групп 43. Нехристианские народы периферии империи относились к «гомосексуальности» совсем иначе, чем великороссы в центральных областях. С точки зрения антропологов XIX века, следовавших медицинской модели, гендер-трансгрессивные шаманы первобытных обществ Дальнего Востока были обречены страдать от «извращения полового инстинкта». В то же время российские врачи считали мусульманских мужчин, эксплуатирующих мальчиков-проститутов, развращенными, но не больными 44. Историю западных идей о гомосексуальности в России следует оценивать не только в увязке с автократическими или советскими структурами власти с развернутой в них медицинской моделью, но и во взаимосвязи с вариациями этой модели, используемыми или отвергнутыми, но отражающими разнообразие (dissidence) секса и гендера среди «нецивилизованных» народов за пределами европейской части империи 45. Россию XIX—XX веков отличала «география извращений». В нашей книге, посвященной преимущественно европейской части страны, сделана попытка очертить контуры соответствующей географической карты — такой, какой она представлялась русскому человеку.