Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Однако, пытаясь применить идеи М. Фуко к России, Л. Эн-гелыитейн констатирует, что российская элита усвоила западные идеи, научные круги восприняли «новые властные механизмы», несмотря на совершенно иной политический контекст, наложивший соответствующие ограничения. Решимость психиатров, биологов и сексологов, выдвигающих требование защиты «гомосексуалиста» вопреки авторитаризму, в условиях которого они жили, имела место в ряде неевропейских стран, вступивших на путь индустриализации 52. Один из центральных вопросов данной работы можно сформулировать следующим образом: как эти властные механизмы сочетались с авторитарной властью или, точнее, как ученые царской и коммунистической России диагностировали гомосексуальность. На наш взгляд, специфичность применения указанных властных механизмов в России была столь же важна, как и единодушие во взглядах на гомосексуальность, отличавшее исторические труды того времени. Новые свидетельства заставляют нас обратить внимание на отличие в подходах, исповедовавшихся врачами и юристами разных направлений, и стоящий за этим политический смысл. Равным образом следует учитывать географические и национальные границы бытования гомосексуальности как научной категории, а также подходы большевиков и ученых к однополой любви и гендеру за пределами европейской части России, куда, по их мнению, модернити не продвинулась.

Чтобы избежать наиболее распространенных анахронизмов, мы придерживались следующих терминологических договоренностей. Нами различаются понятия «гомосексуальность» как специфическое психосексуальное состояние, кодифицированное западной медициной в последней четверти 19-го столетия, и «однополая любовь» (или эрос, или отношения, или сексуальные действия), встречавшаяся в истории большинства обществ. К последним терминам мы будем прибегать в случаях необходимости временного или культурно-нейтрального обозначения отношений между лицами одного пола.

В нашей работе мы пытались дотошно следовать первоисточникам и скрупулезно придерживаться медицинской, юридической и общепонятной терминологии, используемой авторами этих трудов. Поступая таким образом, мы стремились дать читателям возможность почувствовать букву и дух документов, составленных царскими и советскими психиатрами, врачами, юристами, а также мужчинами и женщинами, вступавшими в однополый эрос. Временами это могло привести к путанице, которую я стремился свести к минимуму, но концептуальная неясность — это лишь часть проблемы. Распространение европейских концепций гомосексуальности в Российской и советской империях проходило по множеству различных траекторий. Русские не придерживались единого мнения по этому вопросу. Терминологическая и концептуальная разноголосица проливает свет на более глубокие различия в их взглядах.

Когда нами прямо не заимствуются термины, используемые практикующими юристами и врачами, «гомосексуалистами» мы назьюаем конкретных личностей только в случаях, если они с большой степенью вероятности действуют внутри субкультурного пространства и идентифицируются с ним. Мужская гомосексуальная субкультура начала давать о себе знать в российских городах в 1870—1880 годах. «Гомосексуалисгки» («female homosexuals») заявили о себе не так явно в 1890-е годы. Образованные россияне стали использовать слово «гомосексуалист», вошедшее в язык только в 1895 году, после 1905 года 53. Многие лица, имевшие однополые отношения после этой даты, не были «гомосексуалистами», и, когда документы не указывают на их идентификацию с гомосексуальной ролью, мы используем нейтральные определения («лицо, испытывающее однополое влечение» («person who experienced same-sex desire»), или «лицо, имевшее секс с представителями собственного пола» («person who had sex with members of their own sex»)). В эту категорию я включил также тех, кто всгу-пал в однополые отношения по принуждению или в экстраординарных ситуациях (например, в тюрьме).

В России конца 19-го — начала 20-го столетия термины «лесбийская любовь» («lesbian love») и «лесбиянка» («lesbian») (как существительные) не выходили за пределы интеллектуальной элиты и имели литературный оттенок, поэтому психиатры обращались к таким дефинициям, как «женская гомосексуальность» («female homosexuality») и «гомосексуалистка» («female homosexual») 54. Диана Льюис Бургин приложила значительные усилия, чтобы понять, было ли у таких «женщин, любящих женщин» (women loving women) конца царской имперской и начала советской эпохи что-нибудь более, чем зарождающееся ощущение лесбийских ролей (lesbian roles). Напротив, Ольга Жук на ряде примеров (и в массе народа, и среди элиты) безоговорочно определяет однополый женский эрос как «лесбийский» («lesbian») 55. Поясню, что это слово употребляется нами только тогда, когда оно встречается в первоисточнике, в остальных же случаях мы предпочитаем более нейтральные выражения.