My heart’s in the Highlands, my heart is not here,
My heart’s in the Highlands, a‐chasing the deer;
Chasing the wild‐deer, and following the roe,
My heart’s in the Highlands, wherever I go.
( В горах мое сердце… Доныне я там
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу ) (пер. С. Маршака).
Сравнивая тексты оригинала и перевода, согласимся с теми критиками, которые указывают на их расхождение: да, ключевая фраза, четырежды повторенная Р. Бёрнсом, встречается в переводе только дважды; да, ключевая реалия Highlands не находит отражения в переводе; да, образ, который использует переводчик в последней строке, отсутствует в оригинале. Но отметим также благородную простоту лексики, четкость ритмического рисунка, обратим внимание на третью стопу третьей строки оригинала, продленную за счет трех безударных слогов и отраженную двумя тянущимися безударными гласными без согласных в переводе, а также на противопоставление, выраженное и на лексическом («в горах» – « внизу»), и на синтаксическом уровне. Вторая и третья строки, заполненные перетекающими друг в друга гласными звуками, вдруг обрываются четким рубленым «а сам я внизу», как полет обрывается прыжком. И отсутствующий в оригинале образ оказывается чрезвычайно уместным и удачным. Для сравнения приведем гораздо более поздний перевод того же стихотворения, выполненный Юрием Князевым, перевод, по нашему мнению, хороший, но уступающий переводу С. Я. Маршака:
Я сердцем на севере, здесь его нет,
Оно за оленем несется во след.
За диким оленем летит по пятам.
И где бы я ни был, всем сердцем я там (пер. Ю. Князева).
Приведем для наглядности еще два примера параллельных текстов оригинала Р. Бёрнса и переводов С. Я. Маршака:
Sae rantingly, sae wantonly, ( Так весело )
Sae dauntingly gaed he; ( Отчаянно )
He play’d a spring, and danc’d it round, ( Шел к виселице он )
Below the gallows‐tree. ( В последний час )
( В последний раз
Пустился Макферсон )
O my Luve’s like a red, red rose, ( Любовь, как роза, роза красная ,)
That’s newly sprung in June ( Цветет в моем саду .)
O my Luve’s like the melodie, ( Любовь моя – как песенка ,)
That’s sweetly play’d in tune. ( С которой в путь иду .)
Эти тексты наглядно демонстрируют использование диалектизмов у Бёрнса и их «причесанность» в переводах, но они же показывают, как переводчику удается сохранить мелодию, настроение, тональность, «дух», о котором писал В. Гумбольдт.
Что же касается переводов сонетов У. Шекспира, выполненных С. Я. Маршаком, то с ними ситуация сложилась парадоксальная: обласканные критикой, широко известные среди читателей, постоянно переиздаваемые (успех!), они так же постоянно подвергаются строгому критическому анализу специалистов и тех, кто читает поэзию Шекспира в оригинале (успех?). В принципе, объяснение этого феномена дает М. Гаспаров: по его мнению, У. Шекспир в переводах С. Маршака «из пышного и буйного становился степенным и мудрым… [его] барочная конкретность и резкость устранены бесповоротно… Мы попытались определить этот знаменатель – и з переводов “Сонетов” были выбраны все слова, привнесенные туда Маршаком: увяданье, непонятная тоска, тайная причина муки, светлый лик, печать на устах, камень гробовой, замшелый, весна, розы, томленье, трепетная радость, сон, растаявший, как дым, и т. д. – л ексикон Жуковского и молодого Пушкина» [Гаспаров]. Очевидно, этим и объясняется популярность сонетов Шекспира в переводе С. Маршака у русскоязычной аудитории – происходит неосознанное узнавание поэтической модели, стилистики и образности, знакомой с детства. Кроме того, как отмечает М. Гаспаров, переводы С. Маршака «пришлись ко времени», они появились именно в тот момент развития литературы, когда произошло изменение парадигмы ожидания публики и, следовательно, изменились требования к переводным художественным произведениям – п отребовались переводы не филологически‐буквалистские, но сглаженные, рассчитанные на массового читателя.
Перевод – понятие историческое. Обозначая это, мы имеем в виду несколько моментов. Во‐первых, являясь вторичным текстом, то есть текстом, выстроенным на основе оригинала, перевод неизменно ограничен, детерминирован рядом объективных факторов (норма языка перевода, стиль переводимого текста, жанр текста, необходимая для понимания фоновая информация и др.), которые не являются исторически неизменными. Во‐вторых, нормы и требования к переводу художественной литературы изменялись, иногда кардинально, в разные эпохи в соответствии с идеологическими и эстетическими требованиями. В истории перевода известны романтический, вольный по своей сути подход к переводу, и перевод эпохи классицизма, нормализующий и предписывающий.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу