Microsoft Word - ЭРИК ХОБСБАУМ_662.doc

СИЛЬНЫХ, которые мобилизовывали людей на основе национальных требований, но при этом делали упор прежде всего на социальное освобождение; потому что было бы ошибкой считать национальный призыв несовместимым с другими политическими призывами, хотя национальные интересы становились в тот период важным фактором политики государств.

Националистические политики (как, впрочем, и их оппоненты) хотели, конечно, доказать несовместимость разных политических призывов, высказываясь в том смысле, что, мол, надев одну шляпу, нужно ее и носить, а не надевать на нее другую. Однако история и опыт показали неправильность такого сравнения. В тот период было вполне возможно быть одновременно и сознательным революционером-марксистом и патриотом своей страны, например, патриотом Ирландии, подобно Джеймсу Коннолли, возглавившему восстание в Дублине весной 1916 года. Хотя, конечно, следовало учитывать и тот факт, что широта политической борьбы вынуждала партии вербовать сторонников из ограниченного круга населения, так что людям приходилось делать один определенный выбор, исключавший прочие варианты.

Как бы то ни было, но новые рабочие движения, вербовавшие своих сторонников по классовому признаку, вскоре осознали то обстоятельство (свойственное обычно многонациональным странам), что им приходится соревноваться с партиями, призывавшими пролетариев и потенциальных социалистов поддержать их только по той причине, что они являются чехами, или поляками, или словенами. Это заставляло рабочие движения, как только они приобретали действительно массовый характер, обращать внимание на «национальный вопрос». Практически каждый теоретик марксизма, являвшийся деятелем достаточно крупного калибра, от Каутского и Розы Люксембург до австрийских марксистов, а затем — до Ленина и молодого Сталина, принимал в тот период участие в горячих спорах по национальному вопросу, что указывало на остроту и важность проблемы**’

Там, где национальное самосознание становилось политической силой, оно приобретало вид своего рода обшей политической основы многих движений. Довольно трудно определить все многообразные проявления национализма, хотя все они назывались

ИСТИННО национальными или патриотическими. Как мы увидим далее, идентификация по национальному признаку широко распространилась в тот период и значение национальных лозунгов в политической борьбе еще больше вьфосло. Однако самым важным стало появление обширного набора мутаций политического национализма, что имело глубокие последствия для XX века.

Рассмотрим 4 вида таких мутаций. Первый вид, как мы уже говорили, образовался от слияния национализма и патриотизма и стал идеологией правых. Его крайним выражением явился фашизм, расцвет которого пришелся на период между двумя мировыми войнами, но предшественников которого следует искать именно в XIX веке.

Второй вид возник на основе предположения (совершенно несвойственного либеральной фазе национальных движений) о том, что принцип национального самоопределения вплоть до (и вклкзчая) образования независимых суверенных государств, может быть применен не только к нациям, сумевшим проявить экономическую, политическую и культурную жизнеспособность, но и ко всем (и к любым) группам населения, объявившим себя «нациями». Разница между старым и новым толкованием хорошо видна на примере различия между концепцией Джузеппе Мадзи-ни, великого проповедника национализма XIX века, и принципом президента Вильсона. Согласно Мадзини, «Европа наций» должна была состоять в 1857 году всего из 12 довольно крупных образований, тогда как по принципу национального самоопределения, провозглашенному Вильсоном в конце первой мировой войны, в «Европе должно было быть 26 независимых государств (или 27, с учетом Ирландии) (см. «Век Капитала», гл. 1 и 5).

Третий вид национализма был основан на требовании предоставления полной государственной независимости той нации, которая сама применяет к себе принцип «национального самоопределения»; объявлялось, что какая бы то ни было форма автономии является недостаточной; тогда как требования автономии, вьшвигавшиеся в XIX веке, не содержали условия предоставления полной независимости. Под влиянием этого условия возникла в конце концов новая тенденция определять нацию по этническому и особенно по языковому признаку.

До середины 1870-х годов в Европе было 2 вида государств (сточки зрения их национального состава). Государства Западной Европы (Франция, Британия, Германия, Италия) считали себя представителями определенных «наций»; другие европейские государства были основаны на ином политическом принципе, но все же можно было допустить, что они представляют основную массу своего населения, объединенную в некую общность наподобие нации; так, русские цари являлись национальными правителями русского народа и ортодоксальными правителями Российской империи. Многочисленные нации, существовавшие внутри таких европейских государств (за исключением только империи Габсбургов и Оттоманской империи), не были слишком озабочены проблемой политической независимости, особенно после объединения Германии и Италии. Только поляки, разделенные между Россией, Германией и Австрией, не оставляли надежд на восстановление независимости своей страны; и о том же думали ирландцы, входившие в Соединенное Королевство. Еще в разных местах существовали большие группы населения, состоявшие из представителей одной нации и оказавшиеся, по тем или иным причинам, за границами государства, представлявшего эту нацию, к которому они, естественно, хотели бы принадлежать; однако лишь немногие из таких групп создавали определенные политические проблемы; как, например, жители Эль-зас-Лотарингии, аннексированной Германией в 1871 г. (А вот области Ницца и Савойя, отошедшие к Франции в 1860-х годах от территории будущего итальянского государства, не проявляли никаких признаков недовольства).