Славамір Адамовіч: Турэмны дзёньнік

Убей эту сволочь, которая
так гнусно топорщит усы
над нашими всё же просторами,
над ликом родимой красы.

Чем можешь, убей, не раздумывай,
возьми автомат иль топор
и вскрой эту голову „умную”,
и выбрось в клоаку, как сор.

Убей эту мразь авторучкою,
иль зонтиком, или „пером”,
иль вовсе ма-а-а-ленькой штучкою,
подброшенной в терпкий ром.

Убей аккуратно, дерзостно,
как может убить лишь бог,
покончи геройски с мерзостью
и выкинь её за порог.

Убей же врага, чтобы молодость
твоя не осталась в дерьме,
чтоб Край наш воспрянул с гордостью
во славе, а не в ярме!

Очищенный дом белорусский наш,
проветренный, солнцу представленный,
он будет закрыт для усатых саш,
но миру свободному явленный!

Здравствуйте, судебный исполнитель!
Вы меня повестками достали,
но позвольте, я ведь не грабитель,
медь не крал, не помышлял о стали.
Не насильник я, не изменяю,
мирно сплю с распутною женой.
Что же вы хотите, я не знаю,
Что ж вы насылаете конвой?
Ах, стихи!? Те самые, о Сашке?
Где-то я народу их читал?
А потом в растерзанной рубашке
власть бранил и юных дам пугал?
Признаю, имел тот случай место.
Так ведь что ж, как люди говорят,
я сварганен из такого теста,
что, пожалуй, мне сам чёрт не брат.
Да, ответьте, разве вам приятно
в сей стране живать и хлеб жевать,
где вас дурят очень многократно,
больно бьют и не велят стонать?
Нет? Тогда зачем вы шлёте
письма мне на странном языке?
Ничего с меня вы не возьмёте,
разве что налью сто грамм сакэ.
А стишки писал, пишу и буду
впредь писать о всяческих сашках,
потому как юный мой рассудок
не вредил я в красных уголках.

* * *

Если вдруг, не приведи господь,
мне придётся жить в казённом доме,
я не стану чепуху молоть,
говоря о том, что незнакомо.
Я не буду паханом. Зачем?
Но, хоть каплю гордости имея,
постараюсь отсидеть как все,
только чтоб душою не робея.
Если ж там случится в паханах
„старший брат” мой, русский из Тамбова,
я ему однажды тихо в пах
засажу „перо”, как в строчку слово.
Я шепну в его последний миг:
„Это, „брат”, за „Белую Россию”,
за её истерзанность и крик,
и за свой москальский глупый шик
в этом месте ты склоняешь выю”.
И пускай обьявят мне конец
паханы все, русские по крови,
кто-то всё же скажет: молодец!
И нахмурит выцветшие брови.