Александр Зиновьев - Живи

Именно потому, что Агент несдержан в суждениях на такие темы, его и считают провокатором КГБ: мол, ему приказано заводить такие разговоры, чтобы выявлять настроения других. Но из посетителей Клуба пока еще никто не пал жертвой его доносов. Зато сам Агент не раз намекал на то, что он имел неприятности за свои разговоры в Клубе и что в Клубе регулярно бывает по крайней мере один «стукач».

О Психологе нам известно только то, что он когда-то учился в Московском университете, подавал надежды как выдающийся ученый, был направлен на работу в нашу психиатрическую больницу, здесь свихнулся сам и опустился. Он — циклический алкоголик. У нас появляется в периоды запоя. Когда он более или менее трезв (это продолжается полчаса), он иногда говорит странные, но очень интересные вещи. Вот один из его разговоров для примера.

— Согласно нашей идеологии, — говорит Психолог, — для полного коммунизма требуется очень высокий уровень сознания. Я утверждаю как специалист: никаких уровней сознания вообще нет. Есть лишь определенная организация сознания. Так вот, уважаемые пропойцы, для полного коммунизма действительно нужно определенным образом обработанное сознание людей. Но я иду дальше классиков марксизма: я утверждаю, что этого и достаточно.

— Чепуха! — возражает кто — то.

— Для человека, — продолжает Психолог, игнорируя это замечание, — важно не столько реальное удовлетворение какой-то потребности, сколько сознание того, что эта потребность удовлетворена. Так вот, я утверждаю, что мы уже сейчас можем так обработать психику человека, что он будет сознавать себя живущим при коммунизме.

— Но ведь тогда общество погибнет, — опять возражает кто — то. — И как быть с теми, кто обрабатывает сознание прочих людей?

— Это не проблема, — говорит Психолог, — Часть людей будет оставаться с нормальным сознанием. Эта часть будет обеспечивать самосохранение общества. Она будет обеспечена по потребности на самом деле.

— Значит, общество разделится на господ, счастливых реально, и рабов, счастливых иллюзорно, за счет медицинских средств?!

— А вы надеетесь осчастливить всех? В мире сейчас около пяти миллиардов человек. Через сто лет будет десять миллиардов. Десять миллиардов счастливчиков!! И вы способны перенести такой кошмар?! Нет, дорогие пропойцы, сущность жизни — не счастье. Несчастье есть такой же необходимый элемент жизни, как и счастье. Загляните вон в ту помойку! Сколько там червей! И все счастливы. С точки зрения науки возможно общество, в котором сотни миллионов червяков — людей, ведущих помоечный образ жизни, воображают себя вождями, министрами, генералами, Наполеонами, Лениными, Шекспирами и прочими великими мира сего.

Иногда у нас в Клубе появляется отставной полковник. Опьянев, он рассказывает всякие военные истории.

— Самыми ужасными для меня во время войны были два сражения, — рассказывал он. — После тяжелых поражений начала войны особым приказом Сталина были созданы заградительные отряды. Эти отряды располагались в тылу ненадежных частей. Их задача была расстреливать свои части, если те пытались отступать без приказа свыше. Разумеется, были и перегибы. Хотя наша часть была вроде бы надежной, кто-то решил «подкрепить» наше наступление таким заградотрядом. Наступление наше сорвалось, оно было нам не по силам. Командир полка принял решение отвести полк на прежние позиции. И тут по нам ударили пулеметы и автоматы заградотрядников.

Для нас это было полной неожиданностью: мы об этом заградотряде вообще не знали. Сначала мы решили, что нас обошли немцы, и ответили на огонь огнем. Когда разобрались, что это — свои, мы с такой злостью ринулись на них в атаку, не слушая команд командиров, что через полчаса от этого заградотряда не осталось ни одного живого. И полк потерял от этой атаки больше, чем от немцев. Командование полка после этого, конечно, расстреляли. Полк расформировали. Немцы, между прочим, наблюдали наше сражение, не вмешиваясь в него. Они хохотали. И даже не стали преследовать остатки полка. Они и так были уверены в победе.

— Другое сражение, — продолжал Полковник, — было уже в Германии. До капитуляции оставалось несколько дней. Многие немецкие части капитулировали, не дожидаясь общего приказа сложить оружие. Перед нами отступало эсэсовское подразделение. Надо признать, сопротивлялись они с остервенением обреченных. При этом они расстреливали своих солдат, решивших сложить оружие, обвиняя их в измене Родине. Так они однажды расстреляли около пятисот своих солдат. И вот одна немецкая воинская часть прислала к нам парламентера с предложением принять их капитуляцию. Там было что-то около тысячи солдат и офицеров. Командование нашего полка капитуляцию немцев приняло. Послали представителей проследить, чтобы немцы сложили оружие и в порядке направились в наш тыл, в плен. И тут появилась та самая эсэсовская часть. Началась оргия расстрела безоружных людей. Командир сдавшегося немецкого полка попросил наше командование вернуть им оружие, чтобы расправиться с эсэсовцами самим. Им выдали оружие. И тут началось такое ожесточенное сражение немцев против немцев же, какого я не видал со времени того нашего сражения с нашим заградотрядом. Дрались всеми средствами вплоть до кинжалов, кулаков и зубов. Эсэсовцев всех уничтожили. Но воевавший против них полк потерял при этом больше половины состава. Мы не вмешивались в эту битву. Но мы не смеялись над немцами: мы их уже победили. Какая же отсюда следует мораль? Нет более жестокого врага для людей, чем их ближние.