Те же выступления, как вынос Ленина из Мавзолея, смена и демонтаж советской символики, все это потихоньку начинает выходить на общероссийскую повестку.
В любом случае те «мелочи», которыми занималась «Память» в те времена и которые нам казались какими-то ненужными, они сейчас показывают, что мы не ерундой тогда занимались. Что бы было, если бы Васильева не было.
Я помню выпуски газет, которые проходили через руки 11 людей. Вот даже я встречал некоторых людей из Набережных Челнов, у них была такая традиция, что на газете «Память» они расписывались. Кто прочитал, либо значок ставил, либо телефон оставлял свой, эта газета уже ходила по рукам. Скотчем, бывало, заклеенная. Таких нюансов мы тогда не знали. А оказывается, люди помнят, хранят и в целом положительно отзываются. Вот эти мелочи, оказывается, имеют место быть и, налетая друг на друга, создают ком.
После смерти Дмитрия Васильева Национально-патриотический фронт «Память» провел съезд, на котором принял решение продолжать дальше путь, намеченный воеводой. Через некоторое время произошел раскол, впервые с тех самых лет, когда против Васильева была проведена смертельная по исходу спецоперация под руководством Филимонова. Дмитрий Демушкин — один из лидеров «Русского марша» — поясняет, что для него «Память» закончилась со смертью Васильева. Для него лично и для всего национального движения в России гибель патриарха русского фашизма означала конец старой формации борьбы за власть в государстве, а если говорить шире, то и формации самого государства.
— Первоначальное мнение о «Памяти» было не очень позитивное по причине того, что я был выходец из РНЕ. А в РНЕ в те годы посмеивались над «Памятью». Были 1996–1997 годы, какими были отношения к «Памяти»? Ровно такими, которые Баркашов излагал официально. Но на самом деле, действительно, на фоне РНЕ никакая организация из себя ничего не представляла. Потом уже я лично познакомился с Дмитрием Дмитриевичем, начали общаться. Хорошие отношения сложились. Он, естественно, другую версию излагал: в личных беседах рассказывал, как он это видел. У каждого свой взгляд. Но тем не менее факт остается фактом: на момент второй половины 90-х годов «Память» уже не существовала де-факто, как организация. Те времена, когда они начинали, я не застал, а они были тогда самой мощной движущей силой. По факту того, что будущие лидеры и вожди вышли из «Памяти», можно говорить о ее значимости. Точно так же, как из РНЕ вышло следующее поколение лидеров.
— Сергей Паук рассказывал, что Д. Д. должен был вам подарить какой-то чудесный меч?
— Да, Васильев считал меня преемником, и должна была состояться передача власти. Я не собирался возглавлять «Память», так как уже возглавлял Славянский союз. Дмитрий Дмитриевич мотивировал это тем, что хочет передать власть человеку от РНЕ, который начал бы новую волну. Передача назначалась три раза, он хотел мне передать меч публично. Но каждый раз Васильев откладывал по разным причинам. Попутно вокруг него крутился темненький мальчик, который его всячески отговаривал от этого, шептал гадости про меня. Говорил, что Демушкину ничего отдавать нельзя, как позже я узнал, это был Александр Белов, он же Поткин, который этому всячески препятствовал, плел интриги. Мы потом с ним обсуждали это, смеялись. Все смешно, и в принципе это нормальная ситуация. Кто истинные союзники, можно понять только в годах. Симпатии и антипатии не имеют никакого отношения к политике по большому счету. Если вы посмотрите, кто был бегуном на длинные дистанции, я так называю организации, то это оказался Славянский союз и ДПНИ.
В политике случается такая ситуация, не важно, антипатия или симпатия, а важно, с кем вас стратегически сводила жизнь и с кем вы можете работать. А работать вы можете с тем, кто имеет влияние, талант, опыт, механизмы и возможности работать с людьми на улице, проводить акции. И вы будете сливаться на этих акциях. В результате появился стратегически большой союз «Русский марш». Возвращаясь к Васильеву, следует сказать, что под конец его жизни он сильно болел, плохо ходил, у него были проблемы с ногами. Он был с очень избыточным весом, но у него всегда был большой радушный дом. Где он всегда был рад нас видеть — меня он называл новой надеждой, без ложной скромности скажу, как есть, Троицкий Паук может подтвердить. Троицкого, несмотря на его угар, пьянки, он очень любил, считал его неофициально сыном. Видно было на застольях, что он его очень жаловал. Он его журил, но при этом очень любил. Паук близким человеком для Дмитрия Дмитриевича.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу