Коллектив авторов - Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник)

Тито не участвовал в беседах с советскими эмиссарами, но в знак своей доброй воли счел целесообразным публично высказаться перед советской аудиторией о всемирно-историческом значении октябрьской революции в России. Его интервью было опубликовано в журнале «Огонек» [1042]. Впрочем, в те же самые дни настроение югославского маршала было омрачено вестью, пришедшей из Москвы – маршал Г. К. Жуков, только что побывавший в Югославии и принятый со всеми почестями, был снят с поста министра обороны постановлением Президиума ЦК КПСС от 26 октября 1957 г., а затем выведен из состава Президиума ЦК с обвинением в ущемлении роли партии в Вооруженных силах. Отстранение Жукова разом обесценило значение всех его бесед с югославскими лидерами, в ходе которых обсуждался широкий круг вопросов. Тито воспринял как личное унижение тот факт, что не был заранее проинформирован о готовящемся отстранении Жукова и соответственно принимал его в Белграде как одного из советских партийно-государственных лидеров. Ссылаясь на болезнь, он отказался от запланированного приезда в Москву на юбилейные торжества, передоверив Карделю руководство югославской делегацией. Возможно, что наряду с «делом Жукова» сыграло роль и нежелание демонстрировать чрезмерную близость с советским блоком. Однако противопоставлять себя мировому коммунистическому движению Тито тем более не хотел, об отказе Югославии приехать на юбилейные торжества речи не было. И только в Москве, в канун совещания компартий социалистических стран, намеченного на 14–16 ноября, югославы (вопреки своим обещаниям, данным Пономареву и Андропову) отказались от участия в этом узком совещании, согласившись вместе с тем участвовать в запланированном на последующие дни совещании представителей всех 68 коммунистических и рабочих партий, приглашенных в Москву. Их отказ вызвал негодование Хрущева. Он попытался безуспешно надавить на представителей СКЮ, заставив их все-таки участвовать и в узком совещании, а затем призвал другие партии подвергнуть делегацию СКЮ остракизму [1043].

СКЮ была первой коммунистической партией, ознакомленной с первоначальным проектом декларации. Итоги бесед Пономарева и Андропова с югославскими лидерами обсуждались на заседании Президиума ЦК КПСС 18 октября, где было решено разослать проект декларации компартиям социалистических стран, а также Франции и Италии, и информировать их о югославской позиции, которая с точки зрения Москвы ни в коей мере не давала оснований отказываться от планов проведения совещания [1044]. Участие французской и итальянской компартий в узком совещании предполагалось вплоть до начала ноября [1045]. Идея эта была отброшена, очевидно, только после консультаций с П. Тольятти и М. Торезом уже в Москве. Можно предполагать, что лидеры КПСС, организуя совещание, в конце концов решили избежать каких-либо аналогий с Коминформом, в работе которого, как известно, участвовали ИКП и ФКП.

Таким образом, несмотря на позицию СКЮ, в Москве продолжалась работа по подготовке узкого совещания, необходимость проведения которого не вызывала сомнений, тем более что и югославские коммунисты первоначально в принципе выразили готовность принять в нем участие. В письмах ЦК КПСС братским партиям говорилось о том, что жесткая повестка дня заранее не будет определена, чтобы делегации компартий, приезжающих в Москву, могли поставить на обсуждение волнующие их вопросы и в результате возник свободный обмен мнениями. Вопрос же о содержании декларации, которую предстояло принять по итогам совещания, оставался некоторое время открытым – в Кремле, естественно, были заинтересованы в том, чтобы документ был подписан всеми участниками встречи, в противном случае всему миру будет продемонстрировано сохранение в мировом коммунистическом движении югославского инакомыслия, чреватого усилением раскольнических тенденций. Существовали некоторые (как показало совещание, вполне обоснованные) сомнения и в отношении позиции Польской объединенной рабочей партии, выступавшей за ослабление контроля Москвы над коммунистическим движением и против любых попыток связать компартии социалистических стран какими-либо далеко идущими взаимными обязательствами. Вплоть до конца октября не было полной ясности и с публикацией итогового документа, что нашло отражение в беседе Мао Цзэдуна с советским послом П. Ф. Юдиным вечером 29 октября. Китайский лидер, ознакомившись с проектом декларации, за считанные дни до своего отъезда в Москву на юбилейные торжества излагал советскому дипломату свои замечания и соображения. По мнению Мао, в крайнем случае, при наличии существенных расхождений в позициях некоторых партий, можно было бы ограничиться публикацией более краткого коммюнике, в котором были бы сформулированы только приемлемые для всех положения [1046].