Коллектив авторов - Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник)

Женевская конференция открылась 11 мая 1959 г. Советскую делегацию возглавлял Андрей Андреевич Громыко, американскую – Кристиан Гертер, британскую – Селвин Ллойд, французскую – Кув де Мюрвиль. Впервые на форуме четырех держав присутствовали также делегации обоих германских государств. Делегацию ГДР возглавлял министр иностранных дел Лотар Больц, делегация ФРГ сама определила для себя довольно сложную систему представительства: главой ее значился министр Генрих фон Брентано, заместителем – министериаль-директор Дуквиц, но ни тот, ни другой ни разу не появились в зале заседания; в дискуссиях за столом переговоров западногерманскую сторону представлял Вильгельм Греве – чиновник МИДа в ранге посла, официально именовавшийся «руководителем группы советников». Таким образом, официальный Бонн стремился создать впечатление, что равноправное участие в конференции представителей двух германских государств имеет по сути технический характер, не несет с собой никаких последствий для политики, а следовательно не означает в какой бы то ни было мере признания другого германского государства.

По мнению автора (или авторов) западногерманского меморандума с оценкой итогов Женевской конференции, эта цель была достигнута: «Запад при каждом удобном случае выступал против обозначения делегации СОЗ (это сокращение расшифровывается как «Советская оккупационная зона»; именно так в ФРГ предписывалось именовать другое германское государство – А.Ф.) как правительственной. Приняв способ размещения участников в зале заседания, согласно которому немецкие делегаты не получили места за столом для представителей четырех держав, Советы практически признали советнический статус немецкой делегации» [640]. Иной была оценка, содержавшаяся в «Промежуточном отчете делегации ГДР»: потерпела поражение западногерманская концепция, по которой делегация ГДР должна была бы выступать в качестве консультанта советской делегации, а делегация ФРГ – в качестве консультанта западных делегаций, «западные державы вынуждены были дать свое согласие на участие обеих германских делегаций в качестве советников конференции, т. е. советников всех четырех держав» [641](подчеркнуто в тексте – А.Ф.). Ограничения, накладываемые на обе немецкие делегации статусом «советников», были, как утверждалось в справке ГДР, минимальными: расположение их за особыми столами, отделенными от главного круглого стола, за которым занимали места делегации четырех держав, неучастие в неофициальных встречах «четверки», непринятие немецкого языка в качестве официального языка конференции. Из этих ограничений первое имело, как дается понять, чисто формальный характер, второе нейтрализовалось тем, что о ходе неформальных бесед в рамках «четверки» «делегацию Германской Демократической Республики информировала советская делегация, а боннскую делегацию – делегации западных держав», что же касается проблемы языка, то западные державы «вынуждены были согласиться с требованием делегации ГДР и Советского Союза том, чтобы немецкие представители произносили свои речи на немецком». Поскольку к тому же немецкие участники могли брать слово в любое время и выступать по любым вопросам, то вывод справки однозначен: «Представители обоих германских государств принимали фактически (подчеркнуто в тексте – А.Ф.) равноправное участие в официальных заседаниях» [642].

Из этих двух оценок последняя, безусловно, ближе к аутентичной: прерогативы немецких представителей выходили за рамки формального статуса «советников», хотя о «равноправном участии» в конференции делегаций ГДР и ФРГ можно говорить с определенным уточнением: равным статусом они обладали по отношению друг к другу (этот момент, кстати, обходился в западногерманской справке), но не по отношению к делегациям великих держав. Неучастие немецких представителей в неофициальных контактах «четверки», которые со временем приобретали все большее значение в сравнении с официальными заседаниями, вряд ли компенсировалось упомянутым «информированием» их об этих беседах, тем более что весьма трудно оценить, насколько оно было полным и объективным. Впрочем, свое влияние на ход и результаты конференции представители обоих германских государств вполне имели возможность оказывать, и они эту возможность использовали в самом полном виде – притом, как увидим, и со стороны ФРГ, и со стороны ГДР это влияние работало отнюдь не в направлении поисков взаимно приемлемого компромисса.