Коллектив авторов - Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник)

«Гертер замечает, что западные державы ограничивают свое право увеличивать свои гарнизоны в Западном Берлине. Громыко указывает, что Запад делает уступку в отношении того, что он не имеет. Мы требуем физического сокращения численности войск» [651].

Заметим, кстати, что Запад совмещал свои предложения с требованием к СССР безоговорочно признать свои пресловутые «права» в Западном Берлине и гарантировать их соблюдение «впредь до воссоединения Германии». Это никак нельзя было считать уступкой.

В ответ и советская сторона ужесточила свои позиции. 9 июня ею было выдвинуто предложение о создании общегерманского комитета из равного количества представителей от ГДР и ФРГ, который должен был заняться вопросами улучшения взаимных отношений, выработкой мер по объединению и по заключению мирного договора. На период деятельности этого комитета могло бы быть заключено временное соглашение по Западному Берлину, которое прекратило бы свое действие в случае, если в течение года комитет не достиг бы соглашения.

Запад этот проект отверг, но все же решил продемонстрировать некую готовность к компромиссу, представив 16 июня предложения, несколько модифицированные в сравнении с теми, что были внесены 8 июня. От СССР теперь уже не требовалось явно выраженного подтверждения западных «прав», говорилось, что правительства трех держав «будут время от времени рассматривать возможность сокращения» своих войск в Западном Берлине, «если это позволит развитие событий».

Аналитики из ФРГ, излагая эту канву событий, акцентировали лишь ужесточение советской позиции (при игнорировании соответствующих тенденций с западной стороны). По их мнению, советский проект от 9 июня представлял собой по сути тот же «пакет», что и предшествовавший западный «комплексный план», содержа в себе «увязку» германского и берлинского вопросов, против которой ранее советская сторона сама же и выступала. Изменение советской переговорной тактики объяснялось весьма своеобразно: мол – пока Хрущев был с визитом в Албании (25 мая – 6 июня) и Громыко «не имел, по-видимому, детальных инструкций», он «вел себя порой более раскованно» (что, видимо, следует понимать в том смысле, что отступал от жесткой линии), однако с возвращением «первого лица» в Москву и прибытием туда делегации ГДР во главе с Ульбрихтом, возобладала атмосфера конфронтации [652]. Объяснение интересное, но вряд ли верное. Идея паритетного общегерманского комитета выдвигалась и ранее, в частности, и при обсуждении вопроса о Западном Берлине тем же Громыко еще на встрече 3 июня, включение соответствующего пункта в официальные советские предложения были логичным шагом, особенно после того, как делегации западных держав представили свой официальный проект, проигнорировав советские пожелания (в частности, насчет неупоминания вопроса о западных «правах» в Западном Берлине) [653].

Вместе с тем, видимо, определенные несовпадения между высказываниями Хрущева и его министра все-таки имели место. Речь шла о различном подходе к проблеме односторонних действий против оккупационного режима в Западном Берлине. В советских предложениях западников больше всего беспокоила возможность таковых со стороны СССР или ГДР по истечении того срока (12 месяцев), который давался немцам на то, чтобы решить все свои проблемы. 19 июня Громыко выразил готовность продлить этот срок еще на 6 месяцев – до 18-ти, но это никак не успокоило западных переговорщиков, поскольку налицо было общее (хотя и не высказанное) мнение, что немцы ни о чем не договорятся ни через 12, ни через 18, ни через сколь угодно большее число месяцев. Громыко попытался – на той же «узкой встрече» 19 июня – рассеять их опасения:

«Западные державы считают, что по истечении полуторагодичного срока они вступят в период, когда у них не будет прав. Западные державы вольны делать такие выводы из наших предложений, какие они хотят, но мы не связаны этими выводами. Мы специально не упоминали о вопросе, касающемся прав западных держав. Выводы западных держав являются их выводами» [654].

В принципе, позиция, занятая советским министром иностранных дел, была весьма разумной и сбалансированной: она уводила от бесплодного спора насчет западных «прав», нацеливала на поиск прагматического компромисса. Не случайно, госсекретарь США Гертер предпочел не отвергать с порога советский проект, а предложил перерыв – «для того, чтобы западные державы могли серьезно обдумать новые советские предложения». Не скрывая скепсиса относительно возможности их принятия, он оговорился: «Может быть, окажется, что западные державы и не правы в своей оценке этих предложений» [655].