Процветание как оправдание и программа имперского господства
Имперская миссия ориентирована прежде всего на элиты центра империи и за счет дискурса о варварстве отграничивает порядок на имперском пространстве от его хаотического окружения, но она же должна обещать процветание и для всего населения империи. При этом исходят не из долговременных задач и воображаемых конструкций, а из реально ощутимых преимуществ, которые империя обещает всем, кто проживает внутри ее границ: имперское пространство объявляется зоной процветания, которую обходят стороной бедность и нищета. Поэтому если имперский порядок распространяется и на периферию, то это является направленным на нее имперским благодеянием. В действительности обещание процветания является одним из самых убедительных аргументов, с которыми империя может оправдать свое существование, ведь во многих случаях ее приграничные регионы являются также и местом перехода от благосостояния к бедности. Действительно ли это именно так, зависит от типа империи и типа осуществления ею своего владычества.
Для степных империй типичным является то, что они не переходят от эксплуатационной к инвестирующей или же к цивилизирующей форме имперского господства. Для них завоеванное пространство остается главным образом трофеем, соответственно с ним и обращаются. Так как завоеванное кочевниками цивилизационно почти всегда преобладает над ними, последние могут основывать свое владычество только на насилии и на грабеже. В таких обстоятельствах сложным оказывается уже укрепление господства; как правило, оно ограничивается более или менее регулярными грабительскими набегами. Здесь едва ли можно построить убедительное оправдание империи на основе обещаний процветания [98] Однако, согласно позиции самого автора, до про блемы перехода через «августовский барьер» имперская миссия, а уж тем более некие оправдания империи и вовсе не слишком актуальны, а потому и требовать их от степных империй вряд ли корректно.
.
Однако преимущественно эксплуатационные связи между центром и периферией, как мы уже видели, ни в коем случае не ограничиваются кратковременным господством над территориями в случае степных империй, а вполне могут наблюдаться и на ранних стадиях существования морских империй. Португальское, а также нидерландское торговые владычества в индийском регионе и на юго-востоке Азии имели в основном эксплуатационный и едва ли инвестирующий характер.
В любом случае они основывались на сохранении, а не на уничтожении имевшихся отношений господства и социальных структур, а формой объединения новых земель был обмен, но не сила. Степные кочевники побеждали и уничтожали существовавший порядок, чтобы завладеть его ценностями и сокровищами; купцы-авантюристы, следовавшие за великими первооткрывателями и создававшие морские империи, примыкали к действующим политическим структурам и производственным отношениям, выстраивая связи между ними, забирая под свой контроль межрегиональную торговлю и организуя экономический обмен на огромных пространствах, устанавливая там для своей выгоды terms of trade65.
Разумеется, сохранившееся длительное время при постепенном возрастании объемов торговли господство европейцев в торговой сфере подрывало обнаруженные ими на периферии социальные и иерархические структуры. Незаметно, но неуклонно подвергались эрозии те условия, от которых были зависимы торговые империи. Они в известной степени подрывались ими самими, и рано или поздно оказывались уничтоженными. Тогда, если империя хотела существовать и впредь, следовало начинать инвестировать ради стабилизации властных отношений и социальной структуры. Эти инвестиции могли быть направлены на развитие инфраструктуры, дальнейшее развитие производственных технологий или на оборудование индустрии, на содержание гарнизонов в крупных городах и на стратегически важных позициях или же на отправку в регионы административного персонала, который обеспечил бы формирование современной системы управления. Тем самым вынужденно повышались и затраты на империю, и центр, проводящий имперскую политику, чтобы заработать больше средств, в этих обстоятельствах почти всегда принимал решение отказаться от прямой ответственности за территории, контролируемые технически и через торговлю, усматривая больше выгоды в коммерции.
Если принять во внимание глобальные закономерности истории мировой экономики, то морские и торговые империи во второй половине XX в. были сменены глобальной экономикой, которая поначалу и в течение некоторого времени функционировала при куда меньших затратах. Могло ли так продолжаться и в дальнейшем, это другой вопрос. К нему мы еще вернемся66.
Читать дальше