Совершенно иной ситуация была у испанцев, империи которых не угрожало вторжение варваров; «дикари» во вновь открытом Новом Свете воспринимались лишь как объект для цивилизирующих усилий. Цивилизирование их в соот- вет-ствии с имперской миссией Испании заключалось прежде всего в христианизации. Здесь дело было не в том, чтобы сделать кочевников оседлыми, а в том, чтобы покончить с человеческими жертвоприношениями. Каннибальские ритуалы были приемлемы в большинстве индейских сообществ, поэтому испанцы, как аргументировал Франсиско Витория в своем труде «De jure belli Hispanorum in Barbaras» [95] «О праве испанцев воевать в Варварин» (лат.).
(1539), не просто вмешивались, чтобы освободить возможных жертв, но и добивались владычества, чтобы покончить с продолжением такой практики у местных59. Угрозы для испанской власти «дикари», конечно, никогда не представляли. С начала и до конца Испанской мировой империи они были и оставались объектом империалистической политики60.
Казаки в царской России занимали промежуточное положение по сравнению с римским и испанским методом обращения с варварами соответственно. Так как именно их кочевой образ жизни [96] Любопытное и достаточно спорное утверждение автора. Чисто кочевым образ жизни казачества вряд ли можно назвать даж е применительно к самым ранним этапам его истории. Более того, несмотря на особую этническую идентичность многих представителей казачества, сложный процесс его формирования за счет привлечения ряда представителей соседних народов, вряд ли можно утверждать, что казаков в Московии и тем более в императорской России воспринимали как варваров, то есть людей явно иного этнического происхождения, нежели титульная нация империи.
был предпосылкой для того, чтобы они могли защищать теряющиеся на просторах степей границы империи от атак и набегов извне со стороны кочевых народов, едва ли был интерес в том, чтобы сделать их оседлыми. Риск, на который цари шли при привлечении полуварварских народностей для охраны империи, заключался в сильном тяготении последних к волнениям и грабежам внутри имперского пространства; именно поддержка казачества придала динамику и опасность крестьянским восстаниям в начале XVIII в. [97] Строго говоря, это же касается крестьянских восстаний на протяжении не только XVIII, но и всего XVII в.
Однако и после более прочного включения казаков в состав русской армии с 1750-х гг. они с точки зрения имперской миссии оставались сомнительным элементом: в связи с их манерой ведения боевых действий у многих русских наблюдателей возникал вопрос, не является ли якобы циви- лизирующая сила Российской империи более варварской, нежели образ жизни населения покоренных областей Кавказа и Средней Азии61.
В течение XIX столетия арабские охотники за рабами и работорговцы в представлениях европейцев заняли позицию варваров, против которых и направлена имперская миссия колониальных держав. Существовавшие уже долгое время формы охоты за людьми и торговли ими, распространившиеся из арабских регионов африканского континента далеко в глубь Черной Африки, использовались для оправдания, а по меньшей мере как предлог захвата европейцами власти в западно- и восточноафриканских регионах62. В ходе своих
притязаний на лидерство европейские державы также обменивались упреками относительно варварской манеры действий своих конкурентов. Так, в Первую мировую войну немцы выдвигали обвинение Антанте в том, что она применяет колониальные войска на европейском театре военных действий и тем самым привносит элемент варварства в боевые действия. Антанта, со своей стороны, обвиняла немцев, так как в ходе вторжения в Бельгию они варварским образом обращались с гражданским населением этой страны63.
Чем сильнее в имперских миссиях выражен цивилизирую- щий компонент, тем резче проступает образ варварства как антипод. Это проявилось и в недавних дебатах о терроризме, особенно о террористах-смертниках. Однако прежде всего угроза варварства сегодня усматривается в резне, связанной с этническими войнами64. Против обоих феноменов—как этнических войн на истребление на периферии благополучных зон, так и прорывающихся в последние террористах — в общественном дискурсе и осмысливалась новая империя, понимаемая как цивилизирующая сила. Однако варвар не только избегает цивилизованных образцов. Если ему удается прорыв в имперское пространство, он одновременно становится угрозой миру и благосостоянию.
Читать дальше