Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 2

Победитель не ноет. Он бьет наотмашь. Ударили там, где вызов ощущался сильнее всего, — во Франции. Заказ победившего класса на дискредитацию якобинства и революционаризма как такового блестяще выполнил французский историк Ипполит Тэн, создавший многотомную историю Великой буржуазной революции. Тэн сделал с Французской революцией примерно то же, что Солженицын с Октябрьской. Только Солженицын в силу профессии, темперамента, специфичности ангажемента работу выполнил плохо. Необъективно, публицистически, с неадекватной взятой роли предвзятостью.

Тэн сделал свое дело иначе — с филигранной точностью, богатством собранной фактуры, тонкостью и умом. А поскольку все французские государственники пережили шок проигранной франко-прусской войны и воочию увидели, как революционный нож Коммуны может оказываться подспорьем для иноземцев (сравни субкультуру, сформировавшуюся вокруг темы «немцы и Ленин»), то удар был и впрямь весьма ощутимым. Тэн нанес удар в основном все же по конкретной революции. Но — не только. Антиреволюционный заряд был. Роялисты и романтики поработали не зря. Им не хватало именно того, что предоставил Тэн, — жесткого, беспощадного, зрелого, конкретного подхода. Добавить к такому подходу и таким, прекрасно обработанным и осмысленным, данным виньетки антиреволюционаризма не составляло труда. Да и сам Тэн отнюдь не хотел быть только фактологом и хроникером.

Он знал, что наносит удар, и знал, куда на самом деле этот удар направлен. Ответ занял десятилетие, а то и больше. Ведь речь идет о достаточно диффузных интеллектуальных процессах. В ответ Тэну были вовлечены очень и очень многие. И профессиональные историки, и филологи, и деятели культуры. Было ясно, что Тэн и его сподвижники бьют по исторической страсти, исторической новизне, новой идеальности и ее укоренению в Действительность.

«Смотрите, — говорят они певцам любой революции. — Вот она, эта Новая Идеальность. Как она свежа, убедительна… Как страстна и жертвенна. Как бескомпромиссна в войне со Старым. Как быстро концентрирует она вокруг своих несомненных преимуществ энергию протеста. Ста лет по сути не проходит, а энергия — вот она…

Что дальше? Энергия выплескивается. К процессу неизбежно подключается все на свете: мщение каких-то элит, иноземные происки, крикливая взбудораженность — все вплоть до уголовщины.

Посмотрите, что творит эта энергия в момент, когда происходит революционное Извержение! Вот такие происходят уже на этом этапе ужасы… И вот такие глупости. Но это только начало.

Потом революция начинает выкорчевывать корни Старого. Посмотрите, что творит при этом репрессивный аппарат! Как он освобождается в этом кровавом оргиастическом действе от всего на свете: морали, смысла, элементарной целесообразности.

Потом революция начинает внедрять Новое в поврежденную ею ткань Старого. Вот как она это делает! А еще вот так, вот так. Вас еще не стошнило?

А потом она пожирает своих детей.

А потом приходят к власти циники… В свои права вступает элементарный реализм. Помноженный на усталость масс и их отвращение, вызванное кровожадной жестокостью безумных вождей.

И что в итоге? Вы продвинулись вперед? В каком смысле? Докажите нам, что вы на самом деле не отброшены назад! И объясните нам, ради чего все это? Объясните — без частностей, на самом высоком, пусть бы и метафизическом, уровне. Объясните, чего хотят ваши драгоценные революционеры? Изменить Природу Человека?

А вы не понимаете, что это глупая, страшная, изуверская по своей сути и абсолютно неразрешимая задача? Ах, вы не понимаете… А мы вам и это покажем, и это!»

Каков вызов — таков и ответ. На рубеже веков завязалась почти беспрецедентная схватка между людьми, уже дозревшими до того, чтобы присягнуть не конкретной идее и не тому или иному импульсу Новой Идеальности, а истории как череде этих импульсов, имеющих очень разное и — по логике их чередования — взаимоисключающее конкретное наполнение. И людьми, дозревшими опять же до того, чтобы отвергнуть всю историю как череду подобных импульсов Новизны. Отвергнуть, опять же, не какой-то отдельный «нехороший» импульс, а всю «энергосистему», производящую импульсы.

В этот период, кстати, уже открыто произносилось все то, что потом начало стыдливо камуфлироваться с оглядкой на пресловутые нормы политкорректности. То есть дух исторической страсти открыто стал называться иудейским, еврейским духом. Порождением аутентичного и секулярно трансформированного мессианства. А тут еще и марксизм взошел на дрожжах этой — будь она неладна — истории. Слепому же понятно, откуда ноги растут!