Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 2

Термидорианец — не изменник Новому Идеалу. Он сомневается в этом Идеале не больше, чем самый страстный «солдат революции». Он должен этот Идеал приводить в соответствие с Действительностью. Он должен платить по счетам Победы Нового Идеала над Старым. Он поневоле (да-да, чаще всего поневоле) должен заключать мир с Действительностью, ибо воевать с ней дальше нет никакой возможности. Где мир, там и компромисс. Но компромисс — не предательство дела революции. Как Ленин называл НЭП? Передышкой. Революция устала в битве с Действительностью. Нужна передышка с тем, чтобы вести потом новое наступление. Если же термидорианец разочаровался в Новом Идеале, то он никакой не термидорианец. Он предатель Нового и реставратор Старого.

Есть очень популярная идея превращения каждого термидорианца в реставратора, то есть в генерала Монка, предавшего дело революции и привлекшего Стюартов назад в Англию. Авторам идеи почему-то кажется очень естественной такая трансформация, которую я назову «монкизация».

Начинают все со Сталина. Ну, что ему было делать с этим ужасным революционным (читай «еврейским») процессом? Он же был вменяемый человек, а не какой-то там «хилиаст». Он понимал, что революция — это страшная гадость. И, не имея возможности с ней бороться открыто, боролся исподволь. Может быть, он был «нашим» в их команде. Может быть, прозрел. Но ясно же, что если сделал что-то хорошее, то контрреволюционер. То есть реставратор. То есть Монк.

Далее на повестке — Наполеон. Восстановил трон… Сел на него… Женился на августейшей австро-венгерской особе. Наверное, считал себя аж Меровингом. Умный, державный человек. Значит, контрреволюционер. Значит, реставратор. Значит, Монк. А как иначе? Ну, может ли крупный, не безумный человек верить в какие-то там Новые Идеалы? Верить в Историю? В Историю верят только сумасшедшие евреи.

Следующее — Августин. Тут речь идет уже не о политическом, а о метафизическом термидоре. И прямо не скажешь. Про Сталина еще можно (и даже должно) сказать: «Он же не сумасшедший, как Ленин…» А про Августина не скажешь: «Он же не сумасшедший, как…» Как кто? Ясно же, что тут, в плане системной аналогии, вместо Ленина — Христос. И сразу потому так не скажешь. Но можно начать другую игру. Это общеизвестная игра в Петра и Павла. В сущности, Августин для большой игры — фигура поздноватая. Своего рода «Суслов», не более.

А вот с Петром и Павлом все вытанцовывается «на раз». Павел — это Троцкий. Один из членов синклита, еврей и радикал. Кто воевал с греками (читай — с «нашими», «белыми»)? Павел! Кто говорил о вознесении в теле, о третьем небе и прочем (за что, кстати, был отвергнут греками, то есть «нашими»)? Опять же Павел. Павел — чужой. Он хилиаст.

Пиама Павловна Гайденко так не говорит. И я вовсе не собираюсь что-то за нее договаривать. Во-первых, я вообще не люблю что-то за кого-то договаривать. Во-вторых, Пиама Павловна и так сказала достаточно. Но это очень известная интеллектуальная тенденция. Не только российская. Генон этим забавлялся. И, опять же, не он один. Уж очень раздражает это (ненашенское, негреческое) вознесение в теле.

Ампутация хилиазма, историзма, левого крыла, социальности, павлианства… Спросят: «А что останется?»

Греческие белые останутся вместо «их» красных! И Августин — как метафизический Монк, вводящий в революционное (Новый Идеал) христианство метафизических реставрационных белых — Платона и Плотина.

Эта концепция всеобщей монкизации, превращения Новоидеального (красного) в Староидеальное (белое), революции в реставрацию (неважно — политическую или метафизическую) для меня является важным инструментом. Она позволяет проследить тенденцию. А это-то важнее всего. Августин тут — очень существенный элемент выстраиваемой Системы. Как и Сталин. Потому что Система-то выстраивается не метафизическая, а сугубо политическая. Подорвать она призвана, ни много ни мало, страсть к Новому, то есть историческую страсть. Какое Новое, если и это — реставрация, и это, и это…

Вот почему важно оговорить, что Августин — уж никак не реставратор. Он уж настолько не реставратор, что дальше некуда. Это Пиаме Павловне нужно, чтобы он был реставратор. Но он типичнейший метафизический термидорианец. Успокоитель? Да нет… Даже и не успокоитель. Организатор неких отношений между Идеалом и Действительностью. Учитель ушел. Не сказал, когда вернется. Тут надо как-то обустраиваться. Не хочется, но надо. Обустраиваться и ждать. А эти нетерпенцы-хилиасты ждать не хотят. Ужо я вас! Я и сам не хочу. А надо! Надо!!!