Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 2

Первым большевистским термидорианцем был Ленин. Основную нагрузку по состыковке Идеала с Действительностью взял на себя Сталин. Но начал окорачивать идеалистов-воинов Ленин. Впрочем, и Робеспьер гильотинировал Эбера и его «бешеных».

Ленинский НЭП вызвал колоссальное недовольство всей (или почти всей) партии Нового Идеала. Да и органической состыковки с Действительностью не произошло. «За что боролись?» Этот острейший вопрос всегда задается бескомпромиссными «воинами» той группе внутри партии Нового Идеала, которая останавливает революционный процесс. Полемика Биль-Белоцерковского со сторонниками Михаила Булгакова носит, по сути, универсальный характер. Ведь нет и не бывает компромисса с Действительностью без компромисса со Старым и его носителями.

«У меня белопогонники друзей замучили, а вы их в своем Художественном театре воспевать решили», — говорил Биль-Белоцерковский. И что ответишь? Сталину удалось построить очень сложную систему, где газ и тормоз не противостояли друг другу. Это разрядило ситуацию, но не более того. Окончательных решений в таких случаях в принципе не бывает. Ведь воины в ответ на урезонивания (мол, «надо идти на уступки человеческой природе») всегда отвечают, что Новый Идеал призван не потакать человеческой природе, а изменять ее, совершенствовать, развивать.

Они настаивают также на том, что без глубочайших изменений в устройстве действительности эта действительность воспрепятствует эффективному поправлению человеческой природы и созданию Нового человека.

Троцкий был уверен, что сталинская державность воспрепятствует созданию Нового человека и все в итоге покатится под уклон. И он прав по факту: ведь покатилось же под уклон. Ему можно ответить, что СССР спас мир от фашизма, а поколение, которое должно было стать Новым (1921–1923 годы рождения), жертвенная война истребила. И это тоже правда. Израильские красные кибуцники считают, что сионистская державомания и бессмысленный экспансионизм, от которого теперь отказываются, помешали им создать Нового человека. Это правда или лукавое оправдание? Кто решится вынести окончательный вердикт в подобном вопросе?

В отличие от светских революционеров, у революционеров религиозных есть трансцендентальный аргумент. За что боролись? За преодоление первородного греха! Эта задача решена! Путь к спасению открыт! Человеческая природа не исправлена окончательно, но ей указан путь к этому окончательному исправлению. Оно же — спасение. Или — обожение. Путь этот охраняет Церковь. Ее создание — вот в чем победа. Ибо это создание позволяет заняться спасением души для Вечной жизни, что неизмеримо важнее решения задач совершенствования устройства земной жизни и даже улучшения рода человеческого…

Вроде бы «крыть нечем». Но — лишь вроде бы. Потому что тем, кто так отвечает, задается встречный вопрос: «Ад посрамлен, но не более…. Зло существует. Мир является ареной борьбы добра и зла. Должен ли христианин бороться с мирским злом? Должен ли он подражать, например, высшему религиозному авторитету, изгонявшему торговцев из храма? А совратители? Слуги зла? Вопрос ведь не в том, как бороться с мирским злом. Толстой, к примеру, говорил о непротивлении злу насилием. Но он же боролся! Он злу насилием не противился, но ведь иначе-то он противился! Да еще как! Его ученик Ганди превратил это непротивление злу насилием в одну из величайших национально-освободительных революций.

И потом… Толстой — не христианство… Или, уж как минимум, не каноническое православие. Чего ради Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского на войну с Мамаем? Татары в это время церкви христианские не жгли, отправлению церковных обрядов не препятствовали. Фашисты создавали церкви на оккупированных советских территориях. Значило ли это, что для христианина борьба с фашизмом была лишена метафизического смысла?

Метафизическая ось подобного вопрошания очевидна. Христианский идеал должен преобразовывать Действительность? Да или нет? Действительность может подвергаться критике с позиций этого идеала? Да или нет? Мирская деятельность и борьба за укоренение идеала в действительности имеет метафизический смысл? Да или нет?

Понятно, что церковь — не ВКП(б). Но если бы ВКП(б) сказала народу, что смысл великих жертв, принесенных им на алтарь Нового Идеала, в том, что институт под названием Компартия пришел к власти, то говорил ли бы такой ответ о психической вменяемости? И какой бы имел мирской (причем немедленный) результат? Говорится на определенном этапе нечто сходное, но принципиально другое: «Мы взяли власть и начинаем осуществлять определенные изменения. Мы уже и это сделали, и это. Но некоторые подталкивают нас к поспешным действиям, которые отбросят нас назад, а не продвинут к желанной цели. У некоторых — перегиб. У них — головокружение от успехов». Это и только это называется термидор. Никто под сомнение Новый Идеал не ставит. Никто не пытается отыграть в пользу правоты Старого Идеала.