Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга - о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Мы оперировали одного пациента непрерывно в течение 21 часа. Процесс напоминал мне ночной кошмар, в котором я взбираюсь по отвесной скале, поскальзываюсь и срываюсь вниз, но снова принимаюсь карабкаться наверх.

В конечном итоге нам так не удалось добиться, чтобы лоскут прижился, поэтому пришлось отказаться от этого плана и взять немного костной ткани из его лучевой кости – большей из двух костей предплечья – вместе с мягкими тканями, кожей и фасцией. У этого лоскута была более длинная ножка – «трубка» для подсоединения его к шее. Мы перенесли лоскут на среднюю треть его лица, и снова анастомоз был проведен идеально, и артерия прекрасно работала, однако вена, отводящая с лоскута кровь, снова начала закупориваться. Мы предприняли пять, шесть или даже семь попыток, последняя из которых, когда мы уже почти отчаялись, часы показывали семь утра и солнце давно встало, все-таки увенчалась успехом, кровоснабжение лоскута заработало, и реконструкция была наконец завершена – нам с трудом верилось, что все получилось. Даже проработав все это время, я по-прежнему прекрасно соображал, и все микрохирургические манипуляции давались мне без труда. Скорее всего, дело было в том, что мы повторяли одни и те же действия весь день, весь вечер и всю ночь, хотя, возможно, я немного заблуждался, вновь возвращаясь к той вызванной недосыпом психопатии, с которой сталкивался в бытность младшим врачом.

К тому времени мы оперировали Филиппа непрерывно в течение двадцати одного часа. Когда анализируешь операцию впоследствии, невольно думаешь: «Неужели дело во мне? Я что, стал настолько плох? Может, мы что-то делали не так?» Мы с коллегой Дэйвом Саттоном, превосходным микрохирургом, вместе усердно корпели над Филиппом, как и над десятком пациентов до него. Два чрезвычайно опытных микрохирурга с длинным и успешным послужным списком, постоянно менявшиеся ролями основного оператора и ассистента, чтобы сохранять силы, выполняли идеальный на вид анастомоз кровеносных сосудов, однако в этот раз сосуды просто отказывались нормально работать. Мы устраивали перерывы, во время которых в недоумении обсуждали различные возможные причины и новые стратегии, после чего снова мыли руки и возвращались к столу. Порой это напоминало мне ночной кошмар, в котором я взбираюсь по все более отвесной скале, однако поскальзываюсь и срываюсь вниз. В какой-то момент один из наших старших ординаторов, почувствовав нарастающее отчаяние, сказал: «Надеюсь, это как-то поможет: мы все понимаем, что если вы не сможете этого сделать, то никто не сможет». Существуют синдромы, вызывающие чрезмерное свертывание крови, однако, насколько мы знали, у Филиппа ничего подобного не было. Иногда к этому приводит рак. В конечном итоге, анализируя произошедшее, мы пришли к заключению, что проблема заключалась не в нашей некомпетентности, а в том, что очень агрессивный рак спровоцировал гиперкальциемию [82]– что при раке головы и шеи является очень плохим знаком, – тем самым способствуя свертыванию крови и образованию тромбов в лоскуте.

Хотя столь продолжительная общая анестезия наносит сильный вред, Филипп был в хорошей физической форме до операции и после ухода из полиции продолжал следить за собой, поэтому его организм справился. Мы зашили его, и на этом этапе все выглядело хорошо. Тем не менее Филипп не пошел быстро на поправку после операции, как мы того ожидали, – процесс его восстановления оказался очень медленным.

Должно быть, это далось особенно тяжело его жене, которая, будучи медсестрой, была хорошо знакома с периоперационным периодом [83] Период вокруг операции начинается с момента постановки диагноза больному и решения вопроса об оперативном лечении и заканчивается выздоровлением больного или получением стойкой инвалидности. и понимала, через что ему приходится проходить. Она знала, как он мучается, в каком уходе нуждается, разбиралась в обезболивающих и других препаратах, которые он принимал, и прекрасно понимала, что они означают. Мы все понимали, что он не идет на поправку, как мы того ожидали, и уровень кальция в его крови продолжал расти. Это не обязательно означало, что рак растворял его кости, однако что-то провоцировало гиперкальциемию, и мой огромный опыт подсказывал, что это был явный признак чрезвычайно агрессивного рака, который не сулил Филиппу ничего хорошего.

Словно в подтверждение моих опасений, у него снова начались головные боли, с которыми оказалось очень тяжело справиться. Я был уверен, что данные боли не являются следствием прорастающей в его мозг опухоли, так как опухоль мозга вызывает три симптома: боль, судорожные приступы и очаговые неврологические симптомы – повреждение головного и спинного мозга или нарушение их функций. Другими словами, участок мозга, затронутый опухолью, вызывает конкретные симптомы. Если это затылочная часть с правой стороны, то у пациента из поля зрения пропадают отдельные участки: он не просто перестает видеть этим глазом, а теряет определенную часть поля зрения в нем. Если опухоль воздействует на двигательную кору, то определенный участок тела парализует таким образом, что хирург сразу понимает: «Это точно головной мозг, а не нерв, нервное окончание или спинной мозг».