Рене Претр - Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Пусть мы все уже наготове, Михаэля пока не везли в операционную. «Освобождающий» сигнал, окончательно запускающий процесс, всегда исходит от того, кто забирает орган, и сегодня это Хитенду, который должен своими глазами его увидеть и подержать в руках. Убедиться, что оно сильное.

Я вернулся в свой кабинет и лег на банкетку поспать еще немного. Прошел час.

— Сердце хорошее!

За тысячу километров от этого звонка огромный «океанский лайнер» — процесс трансплантации сердца ребенку — пустился в путь.

Аккуратно введен наркоз. Михаэль спал.

Теперь моя очередь.

Я надел шапочку, затянул маску, поправил очки на переносице и налобную лампу, настало время церемониала дезинфекции рук и предплечий. Вальтрауд, которая уже заканчивала подготовку инструментов, помогла мне надеть стерильные халат и перчатки.

Из разреза, сделанного скальпелем, выступила темно-синяя кровь, так мало было в ней кислорода. Подкожная ткань — слой жира — такая тонкая, что сразу показалась грудина. У этого ребенка и правда только кожа да кости. Он достиг стадии сердечной кахексии. Пищеварение требует хорошего кровообращения, а когда оно едва работает, то усвоение пищи происходит в малых количествах. «Когда сердце больно гриппом…»

Грудина рассечена в длину… в четвертый раз. Края аккуратно разведены в стороны. Большая бесформенная масса выполняла какие-то нечеткие движения, едва заметные. Ее нужно было освободить от спаек и четко выделить его основную структуру. Концы ножниц проникли между плоскостями расслоения сердца и сосудов, освобождая их от старых рубцов. Теперь можно продвигаться в глубину. Мы осторожно отодвинули объемное образование. Как будто обидевшись, оно немедленно ответило целой серией сокращений. Это признак чувствительности и чрезмерной возбудимости. От такого нарушенного ритма кровяное давление рухнуло. Кристоф поднял его инъекцией адреналина. Он наклонился к нам:

— Мне все труднее и труднее его удерживать.

— Вижу. Сердце действительно на пределе. Но я хотел бы еще немного продвинуться, прежде чем подключать аппарат. Рассечение так кровоточит, что мне хотелось бы как можно дольше не применять гепарин [51] Гепарин — антикоагулянт, препятствующий образованию сгустков в аппарате искусственного кровообращения. — Прим. авт. , чтобы организм по возможности сам коагулировал кровь на поверхности рассечений.

Я продолжал рассечение на небольшом расстоянии от этих чувствительных желудочков вдоль сосудов. Привычная анатомия с трудом возникала из массы рубцов подобно бюсту, возникающему из глыбы мрамора под резцом скульптора. Я снова приблизился к самому сердцу. Сначала оно дало себя задобрить, а затем снова принялось беспорядочно сокращаться. Давление упало так низко, что в какой-то момент я думал, что придется начать массаж, чтобы поднять давление. Еще один укол адреналина. Понемногу оно восстановилось. Я догадался о тревожных мыслях Кристофа и опередил его вопрос:

— Такие упражнения становятся слишком опасными. Введи ему гепарин, и будем переходить на аппарат.

Когда кровь стала более жидкой, мы ввели канюли и подключили их к аппарату искусственного кровообращения. Запуск. С этого момента кровообращение Михаэля зависело от аппарата, а не от слабого сердца, готового остановиться.

— Ну и где он там, перевозчик наш? Кто-нибудь знает?

— Нет, он выехал из той больницы больше трех часов назад, но с тех пор от него нет известий.

Постепенно я обнаружил, что дальше идти нельзя, так как гигантское сердце занимало слишком много места. У меня не было другого выхода, кроме как удалить его.

Были времена, когда это действие — высшая степень точки невозврата — выполнялось только тогда, когда трансплантат уже находился в операционной. Такая предосторожность была продиктована страхом экстренного случая — вдруг спасительное сердце не успеют доставить. Сейчас это правило соблюдается не всегда, особенно когда нужно такое сложное иссечение, как сегодня, просто чтобы не затягивать время асфиксии нового сердца. В идеале к его прибытию все должно быть готово для пересадки. Я поставил зажим на аорту. И прежде, чем отсечь ее, провозгласил:

— Alea jacta est [52] Жребий брошен. — Прим. пер. ! Теперь только полагаться на милость Божию.

Входящие и исходящие сосуды отделены. Затем левое предсердие, куда входят легочные вены. Освободив таким образом сердечную полость, я взял в руки эту аморфную массу и извлек ее из грудной клетки. Я еще чувствовал слабые сокращения. Они выглядели немного патетическими, потому что они — самые последние. Последние содрогания агонизирующего органа. Я положил его в кюветку. Господи, какое оно огромное! Оно величиной с грейпфрут. После него осталась зияющая, темная, устрашающая дыра. И еще очень тревожная для того, кто всегда видел на этом месте сердце. Я взялся за реконструкцию легочной артерии. Через сорок пять минут накладывания швов мы были готовы к имплантации трансплантата.