Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

– Тут кое-кто хочет с тобой поговорить, – подмигнула она.

Я вошел в палату: миссис Хьюз сидела в постели и делала упражнения с большим резиновым мячом. Я ее едва узнал. Перемены были впечатляющие.

– Огромное спасибо вам, Макс, за вашу помощь. Столько специалистов заходило меня проконсультировать, я теперь чувствую себя гораздо лучше, – сказала она.

Потом похвасталась новыми лекарствами, которые ей выписали, и показала некоторые упражнения, которым ее научила Джилл.

– Даже не знаю, как вас благодарить, – повторяла она.

– Ну что вы, я с удовольствием!

Я выходил из палаты с чувством, о котором раньше мог только мечтать и с которым теперь постепенно осваивался: чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы.

Вторник, 6 июля

Мы с Руби сбегаем на перекур после обхода. Ее пациенты-алкоголики по-прежнему невыносимы.

– Один сегодня плюнул в меня, потому что я запретила ему пить виски в палате. Женщина, которая лежит рядом, швырнула в него газетой и велела держать себя в руках, – с ухмылкой рассказывает она. – У него гангрена, и хирургам, скорее всего, придется отрезать ему ногу, так что особо сердиться на него я не могу.

Мы стоим, прислонившись к деревянному поддону, который кто-то бросил возле стены за мусорными баками. У Руби срабатывает пейджер, и она испускает стон.

– Чего еще им надо? – возмущается она. – Я себя чувствую школьной учительницей, которой надо держать детишек в узде.

На самом деле, в ее отделении всего пара пациентов с алкогольной болезнью печени, остальные лежат с заболеваниями, никак не связанными со злоупотреблением спиртным. Однако алкоголики создают больше всего проблем.

– Двое из них подрались, – сообщает она, вернувшись из отделения скорой помощи, куда ходила звонить. – Один разбил другому голову, и меня зовут его осмотреть, как будто у меня других дел нет.

Она проглядывает длинный список, который начеркала во время обхода на листке бумаги.

– Вряд ли им особо плохо, раз они находят силы вставать с кроватей и драться.

По спине пробегает холодок, я оборачиваюсь. Снова, словно материализовавшись из воздуха, возле нас возникает женщина в белом халате. На этот раз, однако, она ничего не говорит, только пристально смотрит на нас пару мгновений, и уголок ее рта едва заметно приподнимается вверх в отдаленном намеке на улыбку. Потом она исчезает. Мы с Руби, торжествуя, отправляемся за кофе, чтобы отпраздновать победу.

Среда, 7 июля

– Мы не можем ее выписать, ее могут убить, – страстно уговаривает Суприя кого-то по телефону из ординаторской.

Она пришла ко мне в отделение, потому что – по ее словам – должна была сделать «личный» звонок. Я предположил, что она собирается заказать себе белье или что-то в этом роде. Стараюсь не слушать, но узнав, что кого-то могут убить, решаю: это уж слишком.

– Она моя пациентка, и я действую в ее интересах, – продолжает Суприя.

Определенно, речь не о нижнем белье. Через пару мгновений она гневно бросает трубку. Зубы у нее стиснуты, щеки раскраснелись.

– Да что у тебя там происходит? – не выдерживаю я.

– Просто поступила одна пациентка, – нехотя начинает она, словно, если расскажет, сделает еще хуже. – У нее травма головы, так что мы ее оставили на ночь, чтобы понаблюдать. Легкое сотрясение, но уже все в порядке, и по правилам мне надо ее выписать.

– И? – говорю я, все еще недоумевая, что тут такого.

– Я звонила в полицию, но они сказали, что ничего не смогут сделать, если она не подаст официальное заявление, – объясняет Суприя.

– На кого? – не понимаю я.

– На мужа. Она вся в синяках от побоев. Он тушит ей о руки сигареты. В прошлом году сломал палец. Если так пойдет дальше, он ее убьет. Просто не представляю, что делать, – говорит она, вся напрягшись.

– Так почему она не обратится в полицию?

– Не знаю. Боится. Говорит, что любит его, что он не всегда такой. Понимаешь, если бы у меня было хоть чуть-чуть больше времени, я смогла бы ее убедить. Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать.

С медицинской точки зрения пациентку пора выписывать, и консультант уже дал соответствующее распоряжение. Полиция не станет вмешиваться до тех пор, пока женщина сама не подаст заявление, а она не хочет. Я вижу, как переживает Суприя, хотя и старается держать себя в руках.

– Я просто не могу выписать ее, ведь она вернется обратно к нему. Что если в следующий раз ей повезет меньше? Что если… – она замолкает.